БОНУС
Алексашенко родился в конце 1959 года в подмосковном Ликино-Дулево, на родине его мамы. В школу — поздно, почти в 9 лет — пошел в подмосковном же Жуковском, где работали его родители, авиаинженеры. Окончив ее, в силу возраста был призван в армию; поступил на экономический факультет МГУ после рабфака — подготовительного отделения для молодежи, имеющей жизненный опыт, но недостаток знаний. В результате стал студентом тогда, когда его сверстники уже получили дипломы; некоторые однокурсники, такие, как дочь Ясина, были моложе на пять лет.
После университета был крайне удачно распределен: в Центральный экономико-математический институт АН СССР, в то время — один из центров экономической мысли. Научным руководителем его стал Ясин, и после блестящей защиты Алексашенко в январе 1990 года стал ведущим специалистом (это начальная должность) Комиссии по экономической реформе совмина Союза.
Помнится ряд их совместных статей, посвященных снижению дефицита бюджета как едва ли не панацее от болезней экономики. Нащупав квинтэссенцию либеральной мысли, Алексашенко остался верен ей на протяжении всей жизни.
Летом 1990 года Алексашенко вместе с Ясиным под руководством Явлинского участвовал в доработке и пропаганде безумной даже по тогдашним меркам программы «500 дней» (основанной на разработанной директором кирпичного завода, «прорабом перестройки» Бочаровым программе «400 дней»), а также в погромной, в стиле 1937 года критике тех, кто смел видеть в ней многочисленные противоречия и несуразицы.
В апреле 1991 года Ясин взял Алексашенко с собой в Научно-промышленный союз, который после провала ГКЧП стал Российским союзом промышленников и предпринимателей РСПП. После обучения в Финляндии Алексашенко в марте 1993 года стал по рекомендации Ясина заместителем только что назначенного Министром финансов 35-летнего Бориса Федорова, который был лишь на год его старше. Алексашенко организовывал бюджетное планирование, занимался макроэкономикой и переговорами с МВФ.
По сути, он выполнял функции первого заместителя, — и это позволило ему после ухода Федорова в январе 1994 продержаться в Минфине еще более года.
На вершине: пьянящая непогрешимость
Не допущенный к распределению бюджетных денег, Алексашенко стал крестным отцом «казначейских обязательств», ставших первым государственным денежным суррогатом.
В конце 1993 и 1994 году Алексашенко вместе с другими либералами участвовал в организации резкого ужесточения финансовой политики путем прекращения кредитования бюджета Центробанком. Выполнение этого стандартного требования МВФ без учета состояния экономики, в 1993 году почти оправившейся от шока либерализации цен, вновь сорвало ее в спад, разорило множество предприятий, сильно снизило уровень жизни.
Едва ли не единственными защищенными статьями бюджета при Алексашенко были погашение и обслуживание госдолга, то есть обеспечение сверхприбылей международных и российских финансовых спекулянтов всех мастей. Все остальные статьи: оборона, экономика, наука, социальная сфера, — урезались беспощадно и с чудовищными последствиями.
В результате либеральной политики собираемость налогов упала с 85−87 до 33%, ВВП рухнул на 45%, промышленное производство — вдвое, обрабатывающие производства — более чем втрое, инвестиции — вчетверо, началось стремительное вымирание населения, поставленного в нечеловеческие условия существования.
Удержавшись во власти после «черного вторника» в октябре 1994 года, когда рубль рухнул за день на 38%, Алексашенко был выдавлен с должности в марте 1995 года, после чего был взят Ясиным директором Экспертного института РСПП.
Но уже в декабре 1995 года Ясин, пользуясь влиянием на ставшего председателем Центробанка бывшего Министра финансов Дубинина, способствовал назначению Алексашенко его первым замом. Вероятно, также с подачи Ясина Алексашенко стал «простым» зампредом Центробанка (но зато занимавшимся «горячими» вопросами, в том числе организацией денежных зачетов и взаимодействием с олигархическими банками) стал тогдашний муж его дочери Денис Киселев, а сама она возглавила департамент по связям с общественностью.
Алексашенко оценивался многими как фактический руководитель Центробанка. Как сказал в минуту откровенности один из топ-менеджеров, «у Дубинина потребность быть под каблуком: дома — у жены, на работе — у Алексашенко».
Алексашенко не ограничивался руководством Центробанком, активно участвуя в разработке всего комплекса либеральных реформ, уничтожавших Россию. Помнится, в 1997 году он изо всех сил продвигал идею ускоренного банкротства, открывшего простор действиям рейдеров всех мастей. Отмена этой процедуры, ставшей одной из первых мер правительства Примакова, сильно помогла стабилизации экономики.
Среди направлений деятельности Алексашенко было и формирование рынка государственных краткосрочных облигаций (ГКО). Как и другие либералы, он без стеснения играл на их рынке, — вероятно, используя исчерпывающую инсайдерскую информацию. Скрываться было не нужно: благодаря заинтересованным в своем обогащении либералам, инсайдерская торговля стала в России преступлением лишь в 2009 году.
«Либеральный погром» экономики привел к сокращению в реальном выражении расходов государства на развитие страны, по оценкам, в 7−10 раз; прежде всего средства шли на обогащение либеральных реформаторов, олигархов, международных и обычных спекулянтов.
Расходы консолидированного бюджета упали с 55−60 до 22−23% ВВП, причем до трети расходов федерального бюджета шли на выплаты паразитировавшим на госдолгах спекулянтам. Процентные ставки в пирамиде ГКО-ОФЗ порой превышали 200% годовых, — и Алексашенко сыграл в ее выстраивании и функционировании одну из важнейших ролей.
Он последовательно выступал за завышение курса рубля, что привлекало в пирамиду долгов не только российских, но и международных спекулянтов.
Алексашенко гордился своими переговорами с МВФ, в ходе которых представители последнего практически осуществляли внешнее управление экономикой и социальной сферой нашей страны.
Одним из результатов этой политики, всемерно поддерживаемой и частично формируемой либералами, стал чудовищный денежный голод. Монетизация экономики рухнула с 97−100% ВВП в начале 90-х до 13% в преддефолтный период, долларовая денежная масса превысила объем рублей на руках у населения, более двух третей (до оценкам, до 85%) расчетов шло за счет бартера, взаимозачетов и денежных суррогатов.
Весной и летом 1998 года, когда неизбежность обрушения «финансовой пирамиды» ГКО стала очевидной, государство не могло заморозить этот рынок в том числе и потому, что слишком много чиновников вело на этом рынке беспроигрышную игру.
За 1997 год Алексашенко только официально получил 685,4 млн.руб., то есть более 160 тыс.долл., что было в тогдашней разоренной либеральной политикой России (и при тогдашней покупательной способности доллара) чудовищными, непредставимыми деньгами. Как писал убитый через несколько лет после этого публицист Юрий Щекочихин, доходы руководителей Центробанка при Алексашенко были больше, чем у президента США.
Наш герой был, похоже, если и не самым высокопоставленным, то самым влиятельным среди обогащавшихся на рынке ГКО чиновников. Даже видный российский либерал Илларионов, член еще команды Гайдара образца 1991 года, назвал политику Алексашенко одной из причин катастрофы 1998 года.
Конвертация административного прошлого: топ-менеджер
Не будучи востребованным в госуправлении после прихода к власти нового поколения, — уже не «ясинских», а «питерских» либералов, — Алексашенко стал осваивать новую для себя, коммерческую стезю, став заместителем гендиректора потанинского «Интерроса» по стратегическому планированию. Но, как сообщалось, его достижения там с октября 2000 по июнь 2004 года ограничились срывом ряда сделок из-за высоких амбиций, что испортило отношения.
В 2004 году Алексашенко возглавил инвесткомпанию «Антанта-капитал», нацеленную на спекуляции с низколиквидными акциями «второго эшелона». Это было хорошей идей, но в плохое время: либерализация рынка акций «Газпрома» и реформа электроэнергетики как раз давали инвесторам гарантии сверхдоходов на ликвидных, менее рискованных акциях.
Через два года Алексашенко расстался с бенефициаром «Антанта-капитал» скандально известным «франко-израильским» бизнесменом Гайдамаком и в апреле 2006 года возглавил московское представительство «Меррил Линч», входящего в пятерку инвестиционных банков США. Его он тихо покинул тоже через два года, в апреле 2008, и больше его в эту сферу уже не приглашали.
«Свадебный член совета директоров»?
В октябре 2008 года, в разгар кризиса Алексашенко был выдвинут А.Е.Лебедевым в совет директоров «Аэрофлота» (затем либеральный олигарх введет туда Навального, а потом выдвинет годовалого младенца — своего сына), где возглавил комитет по стратегии, и был его членом по 2013 год.
В 2010 вошел в совет директоров «Объединенной авиастроительной корпорации», где пробыл год. В июле 2011 сменил на посту председателя совета директоров «Объединенной зерновой компании» бывшего Министра сельского хозяйства Скрынник (вскоре ставшую фигуранткой коррупционного скандала), — тоже на год. Похоже, его пригласили для проведения приватизации, вызвавшей скандал: к тендеру не был допущен агрохолдинг «Кубань», входящий в «Базэл» Дерипаски, и победителем стала непрофильная группа «Сумма», подконтрольная З.Магомедову, имевшему, как сообщалось, тесные неформальные связи с либералами правительства.
В 2012 году совет директоров «Аэрофлота» поручил своим членам Алексашенко и Навальному проверить подозрения в лоббировании аффилированных с родственниками компаний, возникшие в отношении коммерческого директора компании Калмыкова. Два ярых борца с коррупцией не нашли нарушений, и затем, когда Калмыков лишился должности, а Следственный комитет возбудил против него уголовное дело, Алексашенко энергично защищал его. Возможно, это стало одной из причин того, что летом 2013 года он не попал в совет директоров «Аэрофлота».
Из-за "невостребованности" в конце октября он уехал в США, — по его словам, на стажировку в Джорджтаунский университет в Вашингтоне, «поработать над парой исследовательских проектов», подчеркнув: «Это не контракт, денег мне не платят».
Алексашенко намеревался вернуться в Россию в мае 2014 года, но, выразив категорическое неприятие позиции народа и государства России в украинском кризисе, отказался от этой идеи. Неизбежность эмиграции ясна даже из беглого просмотра того, что предлагает России этот — без всяких кавычек — лучший либерал.
Практика: коррупция, ВТО и дефицит бюджета
Обличая коррупцию, Алексашенко считает недопустимым наказывать за коррупционные преступления прошлого: «Не вина чиновников, что начальство десять лет им позволяло и их поощряло жить не по закону». Эта позиция, вероятно, порождена его собственной биографией, — и себя он, похоже, к этому неведомому «начальству» не причисляет.
Если надо, Алексашенко вспомнит и о людях: «от вступления в ВТО выиграют российские потребители, потому что вступление… означает снижение таможенных пошлин, …увеличение конкуренции…, а все это должно приводить к снижению цен и повышению качества товаров». Это один в один заявления начала 90-х о том, что дешевый импорт поможет потребителям. Все помнят: дешевый импорт убил российскую промышленность, лишил потребителей денег, и купить даже самый дешевый импорт стало просто не на что.
Но глобальному бизнесу выгодно затаскивание России в ВТО на кабальных условиях — и в ход шли забытые многими речевки 20-летней давности, хотя даже директор-распорядитель МВФ Лагард прямо говорила накануне присоединения России к ВТО на заведомо кабальных, по сути дела колониальных условиях: «Экономических выгод для России (от вступления в ВТО) никаких нет. Ведь ваша страна экспортирует нефть и газ, а ввозит готовые товары».
Ну и что? — женщина, что с нее взять!
«Бюджет…, похоже, разбалансировался весьма серьезно», — «с ученым видом знатока» отметил Алексашенко в октябре 2011 года, когда бюджет был профицитен и захлебывался от денег. Правда, либералы старались не замечать этого профицита: тогда стандартная отговорка от развития страны — мол, «нет денег» — перестала бы работать, и взамен ей пришлось бы искать новую.
Но и в 2012 году он продолжал указывать на то, что «у бюджета нет никакой подушки безопасности» — игнорируя его тогда более чем 5-триллионные резервы (как и сейчас игнорирует резервы, но уже 8-триллионные). Он требовал сокращения военных расходов и «демилитаризации», когда международное право на глазах исчезало, и способность защитить свою экономику военной силой впервые за 20 лет становилась важнее способности развивать ее.
Правильная политика в России должна быть непопулярной!
Алексашенко демонстрирует по-гайдаровски ясное понимание того, что действия государства должны быть «непопулярны» у населения. Дело не в нелюбви к людям — дело в служении либерала глобальному бизнесу.
Это для национального бизнеса зарплата рабочих — спрос на его продукцию. Для глобального же бизнеса зарплаты, как и социальные расходы — издержки, которые надо минимизировать. А откуда возьмутся инженеры и потребители, — не его дело. Поэтому современный Карфаген — система социального обеспечения — должна быть разрушена.
Так, по мнению Алексашенко, «придется принимать болезненные решения по реформированию пенсионной системы. Я не знаю, в каком сочетании придется объединить повышение пенсионного возраста, отмену льгот, ограничения на рост пенсий, повышение налогов». Он игнорирует главные, фатальные пороки российской пенсионной системы — отсутствие должного контроля, запретительно высокие ставки обязательных соцвзносов и их регрессивный характер (когда чем богаче человек, тем меньше он платит). Более того: в этой сфере налоги надо поднимать еще больше! Потому что выход из пенсионного кризиса за счет ликвидации «налогового рая для богатых», созданного в России, для богатых либералов неприемлем.
Служа глобальному бизнесу «штурмовой пехотой», либералы склонны игнорировать нужды нормальных людей. У Алексашенко это видно и в высказываниях о СССР, в которых он забывает обо всем, связанном с соцзащитой и уверенностью людей в завтрашнем дне, и в рекомендациях Греции выйти из еврозоны. Это «может сделать Грецию гораздо более конкурентоспособной на внешних рынках», — а цена этого для людей волнует либералов не сильнее, чем в 1992 году.
Либеральный подход проявляется во всем. Во время «белоленточных» протестов Алексашенко писал: «Задача политиков состоит в том, чтобы конвертировать энергию тысяч людей, которые вышли на улицы Москвы, в политические дивиденды». Не в улучшение жизни этих людей, не в создание лучшего будущего, а в политические дивиденды для себя!
Спасибо за искренность: это подлинная квинтэссенция российского либерализма.
***
И на закуску — еще несколько цитат. Показывающих, что делает либеральная чума с мозгами даже лучших своих носителей.
Возмущаясь плохой работой пограничников, Алексашенко писал: «Прошло 20 лет с… принятия закона о въезде-выезде… Но и двадцать лет спустя визы на въезд и выезд (!!) получать надо». Выездных виз нет все это время, но либерал Алексашенко, регулярно пересекающий границу, не знает этого, напоминая своим знакомством с российскими реалиями Познера. Тот, помнится, с пеной у рта объяснял, что все беды России от православия (сам Познер, по-видимому, католик) и того, что в паспорте граждан есть графа «национальность» (отмененная в незапамятные времена).
После Фукусимы Алексашенко призвал отдать Японии Курильские острова: «Надо просто взять, и отдать им острова, и заключить с ними мировой (так в тесте — М.Д.) договор, надо войну заканчивать, потому что… мы уже живём 65 лет в состоянии войны с Японией… Россия, как страна-победитель…, должна проявить некое великодушие…, чтобы результаты войны ни у кого не вызывали сомнений. …Глядишь, японцы разместят какие-то свои заказы на наших экономических предприятиях металлургических, в нашу экономику японские инвестиции пойдут. Выиграем же от этого, это точно».
И, наконец, он пишет: России нужен новый Горбачев — со всеми вытекающими последствиями.
Таким образом, даже лучшие либералы железной рукой ведут Россию в ад новых социальных потрясений, грозящих ей уничтожением.
Ведь для глобального бизнеса наша судьба не важна.
