Легендарный руководитель Латвии: «СССР не распался, его развалили»
26.09.2021 - 0:30
Общение с Альфредом Рубиксом мы начинаем с обозначения повода — 30-летия распада СССР.
Упоминаем, что «ЛГ» уже опубликовала интервью с Леонидом Кравчуком и Станиславом Шушкевичем, отчего в разговоре сразу возникает напряжённость — Альфред Петрович говорит, что не хотел бы оказаться в одной компании с упомянутыми персонами. Только после объяснения, что мы хотим представить широкую палитру суждений, что для нас важны не просто «свидетели эпохи», но и участники событий, Рубикс соглашается продолжить разговор.
— У нас первый вопрос — традиционный. Что вы делали 19 августа 1991 года? Как восприняли новость о создании ГКЧП?
— Хорошо помню этот день. Накануне я был на рыбалке, а когда вернулся в город, услышал по радио о произошедшем в Москве. Я удивился: события развивались не по тому сценарию, который, как мне казалось, мог бы спасти страну. Прежде я отправлял несколько писем Горбачёву, в которых излагал свои варианты спасения Союза от распада.
Я никогда не был сторонником применения силы. Но к ГКЧП я отнёсся как к официальному органу власти. В его состав входили вице-президент СССР, министр обороны, министр внутренних дел, другие высшие руководители СССР. Как я мог не считаться с их действиями?
К тому же отдельных членов ГКЧП я знал лично, например, ещё в 60-е работал вместе с Борисом Пуго на Рижском электромашиностроительном заводе. Я тогда возглавлял заводской комитет комсомола, а Пуго был моим заместителем. Позже наши дороги разошлись, пиком его карьеры стала должность министра внутренних дел СССР… Ещё я поддерживал хорошие отношения с Лукьяновым, который хотя и не был членом ГКЧП, но сыграл значительную роль в тех событиях. Хорошо знал члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС Олега Шенина.
В целом я руководствовался главной идеей — не допустить развала Советского Союза.
Вот вы сказали, что готовите материалы к 30-летию распада СССР. Это не совсем верно. Он не распался. Его развалили, сдали предатели.
— Почему вы решили поддержать ГКЧП? Не было опасений, что это авантюра? Что это, в конце концов, просто опасно?
— Когда я вступал в партию, то давал клятву быть верным своей стране и делать всё от меня зависящее для её благополучия. Позже, когда меня в 1991 году арестовали и судили, я сказал в одном из выступлений: если бы меня судили за бездействие, я бы понял, но когда меня судят за то, что я остался верен своему долгу, это выглядит несправедливо и чисто политическим преследованием.
Для меня ГКЧП был законным путём в направлении выхода страны из тупика. Я не знал тогда и не знаю сейчас, был ли Горбачёв болен. Но мог ли я не доверять заявлению органа, который сформирован высшим руководством СССР?
Позже Шенин мне сказал, что Горбачёв просто притворился больным — такая позиция позволяла ему при любом развитии событий не стать проигравшим. Это вообще фирменный стиль Михаила Сергеевича — ни вашим ни нашим.
— Уже прошло 30 лет с тех времён. Менялось ли ваше отношение к событиям августа 1991 года? Может, что-то переосмыслили?
— У Советского Союза не было объективных причин для развала. Я утверждал это и тридцать лет назад, и когда меня судили, и сейчас повторяю. СССР развалили искусственно. А сделано это в угоду капиталу. Запад получил в результате распада нашей страны рынки, доступ к огромным природным ресурсам и приток грамотной рабочей силы. Серьёзных экономических предпосылок для развала СССР не существовало, а Латвия была на 2-м месте по уровню экономического развития, вслед за Эстонией, среди всех республик Советского Союза.
Моё мнение на этот счёт не менялось, образование и действия ГКЧП я по-прежнему считаю законными.
— Как известно, Прибалтика раньше и громче всех заявляла о желании покинуть СССР, были ли шансы у союзного руководства удержать Прибалтику в своей орбите? Что было сделано не так руководством СССР?
— Не нужно было Горбачёву обещать Америке, что отпустит Прибалтику из состава СССР. А ещё не нужно было Ельцину, рвущемуся к власти, официально признавать суверенитет Эстонии, Латвии и Литвы, что он, по сути, сделал ещё в январе 1991 года в Таллине, а подытожил 24 августа своим указом.
Шансы удержать Прибалтику были, если бы КГБ следил не за тем, кто с кем спит и кто сколько выпил, а занимался бы делом. Ведь во власти сконцентрировалось огромное количество людей, попавших туда из сугубо карьеристских соображений. Особая порода. Те, кто идёт по трупам ради своих корыстных целей, кто умеет льстить начальству и приспосабливаться, кто знает, с кем выпить и поговорить по душам, а кого можно предать.
Подобную публику и следовало выявлять КГБ во властных кабинетах всех уровней. Именно такая работа входила в конституционную обязанность этого органа власти.
Конечно, велика и роль личности в истории. И в списке главных виновников развала страны нельзя не упомянуть Б. Н. Ельцина, а ведь он поднимался на высшие посты в государстве с помощью партии. Что-то недосмотрели. Когда мне говорят, что, дескать, прибалты развалили Советский Союз, я отвечаю, что Горбачёв и Ельцин не прибалты, что нас не было в Беловежской Пуще. Почему такое могло произойти при живом действующем президенте СССР Горбачёве и огромной армии кагэбистов?..
— Почему, по-вашему, так быстро пал ГКЧП?
— Мне трудно объективно судить о причинах. Мы, первые секретари союзных республик, ничего заранее не знали. Они нам, наверное, не доверяли. Но если они не доверяли нам, то на кого они опирались? Когда после 19 августа я начал звонить в Москву, то ни один телефон не отвечал. Лишь случайно мне удалось дозвониться до секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству Егора Строева.
Я спросил, какие будут указания, и мне ответили: действовать по обстановке, по своему усмотрению, руководствуясь программой партии. Анекдот! Что это за указания?
Они в Москве затеяли нечто грандиозное, а в республиках ничего об этом не знают, а когда ситуация вышла из-под контроля — предлагают действовать сообразно программе партии! Да мы и так всё делали по программе партии!
Не могу не сказать и о кадровом составе ГКЧП. Возьмём министра внутренних дел СССР Б. К. Пуго. Он был осторожным, я бы даже сказал, боязливым человеком. На мой взгляд, на предложенную ему роль Пуго подходил плохо. Он был честным, добросовестным, но по характеру — не для таких серьёзных дел. Его по жизни вела биография отца — участника Октябрьской революции, латышского красного стрелка.
Про Язова доводилось слышать мнение, что он хотя и маршал, но по своему типу человек не военный. Это я не к тому говорю, что следовало применять оружие, я как раз считаю, что не нужно было доводить до стрельбы… Просто на историческую роль спасителя страны он не подходил, впрочем, как и многие другие.
Политбюро сделало много ошибок, решения принимались запоздалые и неверные. Я Горбачёву не раз говорил, что они там в Москве из-за высокой Кремлёвской стены не видят сути происходящих в стране процессов. Например, считалось, что у нас на высоком уровне политпросвещение развито, а оказалось, что именно в идеологической сфере мы оказались особенно уязвимы.
Да что сейчас говорить, время ушло! Прошлого не вернёшь! Надо думать о будущем, молодёжь готовить, объяснять, что к чему.
— Что происходило с вами после падения ГКЧП?
— Когда Горбачёв вернулся из Фороса, он кроме прочего сказал, что его поздравили с возвращением все, кроме Каддафи, Хусейна и Рубикса. Мы в тот момент сидели у меня в кабинете со вторым секретарём компартии Латвии Владимиром Римашевским, и он мне сказал: «Петрович, собирай вещи и уезжай куда-нибудь…»
Уезжать я отказался, но решил, что, пока у меня есть охрана — два человека из КГБ ЛССР, отправлю в их сопровождении жену и детей в Белоруссию, к родителям супруги моего старшего сына.
Ночевал я в комнате отдыха первого секретаря ЦК, которая находилась рядом с моим рабочим кабинетом. Семья успешно добралась к родственникам, и за них я уже не беспокоился.
Помню, что местные газеты к тому времени опубликовали личные адреса тех, кого они считали врагами Латвии. Об этом я пишу в новой книге, там же я планирую опубликовать фотосвидетельства этого позора.
Вплоть до 23 августа 1991 года я каждый день собирал аппарат ЦК партии. В то время я был ещё и народным депутатом Верховных Советов ЛССР и СССР.
Я приказал подчинённым вскрыть специальные конверты, где давались указания, как действовать в чрезвычайных ситуациях. И документы, подлежавшие уничтожению, начали уничтожать. После я приказал сотрудникам забрать личные вещи, а ключи от сейфов и дверей сдать коменданту. Дал поручения, кому из членов ЦК следить за порядком. Для меня было важно, чтобы архив и библиотека остались в сохранности и были переданы новым уполномоченным на то лицам.
Принимал дела у нас заведующий общим отделом Совета министров новой Латвии. Когда-то он был моим сменщиком на посту первого секретаря Рижского горкома комсомола — так судьба распорядилась…
А 23 августа меня арестовали. Наручники мне не надевали, руки за спиной скрестить не требовали.
1990 год, Москва. Первый секретарь ЦК Коммунистической партии Латвии Альфред Рубикс на XXVIII съезде КПСС АЛЕКСЕЙ БОЙЦОВ / РИА НОВОСТИ
— Можете рассказать подробнее?
— В этот день утром ко мне пришли депутаты-коллеги из Верховного Совета Латвии. Смотрю, у двоих из пришедших торчат пистолеты в карманах. Я пытался выяснить, чего они хотят. Меня попросили, чтобы я никуда не отлучался. Я спросил, могу ли сходить пообедать. Они сказали, что лучше не стоит. Тогда я понял, что мой арест — дело нескольких часов.
Позже выяснилось: они боялись, что меня придёт освобождать ОМОН, хотя я не хотел никаких вооружённых конфликтов. Я старался их избежать, а вот против нас силовые действия предпринимались.
Ближе к вечеру пришёл заместитель генерального прокурора Латвии Язепс Анцанс, завёл со мной беседу. Чуть позже в кабинете появились незнакомые мне люди в военной (не советской) форме, вооружённые автоматами. Сбили все электрические розетки, отключили телефоны. На мой вопрос «Что вы делаете?» получил краткий ответ: «Это уже не ваше дело». Мне предъявили документ, что я задержан.
Я сказал, что являюсь народным депутатом Верховного Совета СССР и Латвии и обладаю депутатской неприкосновенностью. На что мне ответили, что в революционное время законы не действуют. Спустились мы по винтовой лестнице с 6-го этажа, где был мой рабочий кабинет первого секретаря компартии Латвии. Многие сотрудники вышли на лестничные площадки, некоторые женщины плакали, кто-то махал платочком. В это время уже начали снимать вывески со здания ЦК. Меня посадили в милицейский рафик и увезли.
— Куда вас повезли?
— В камеру предварительного заключения в здании УВД Риги. Позже мне сообщили, что люди, которые меня сопровождали, хотели посадить меня в камеру к какому-нибудь агрессивному уголовнику, чтобы он избил меня.
Начальник милиции города Виктор Бугай не дал этого сделать. Я его хорошо знал, он был порядочным человеком.
Потом меня отвезли в новую прокуратуру новой власти. Я сразу сказал, что ни на какие вопросы отвечать не буду, пока согласие на моё задержание не даст Верховный Совет СССР. Больше того, я объявил голодовку. Среди прочих прокурорских работников была женщина, которую я знал. Помню, я сказал ей: как вы можете молча участвовать в этом беззаконии, ведь ваша семья пострадала от фашистов?..
Потом меня долго везли в знаменитый Рижский централ. Привели в кабинет заместителя начальника тюрьмы и оставили ночевать в его кабинете. Когда все ушли, этот человек перешёл на неофициальный тон, он мне сказал, что завтра меня переведут в отдельную комнату рядом со спортивным залом.
Он меня уговаривал поесть, и я решил последний раз перед голодовкой поесть. Накормили меня офицерской пайкой.
Охраняли серьёзно — человек шесть, вооружённые автоматами и ручными гранатами. Охранники сказали, что боятся ОМОНа, который может попытаться меня освободить. Попросили никуда не бежать. Сказали, что в случае попытки освобождения меня отдадут омоновцам без боя. А я и не собирался никуда убегать, да и никто не пытался меня освободить.
Позже меня перевели в обычную камеру с четырьмя двухъярусными койками, но соседей у меня не было.
В этой камере я просидел четыре года — до вступления в силу приговора. Так начался мой тюремный путь длиной в семь лет. «Весёлое» было время.
Когда приговор вступил в силу, меня отправили в другую тюрьму. Там сидели не только уголовники, но и «хозяйственники». В камере — 32 человека, но в целом условия были значительно лучше, чем раньше.
14 января 1991 года, Таллин. Председатели Верховных Советов РСФСР Б. Ельцин и Латвии А. Горбунов подписывают совместное заявление о ситуации в Прибалтике ВЕЭРМЯЭ ТИЙТ / ИТАР-ТАСС
— Не обижали вас?
— Обращались на «вы» и по-товарищески. Меня хорошо знали. И были удивлены, что у меня хватило сил и мужества не скиснуть и всё это вынести.
Сокамерники меня не обижали, дали мне кличку Дед и прикрепили из своей среды двух охранников, на случай если кто-то меня будет обижать.
— Когда вы узнали о событиях в Беловежской Пуще, что СССР больше нет, как вы к этому отнеслись?
— Конечно, отрицательно. И был возмущён, что этот, по сути, переворот не был подавлен. Там бы одного взвода хватило, чтобы эту компанию арестовать. Все законные основания имелись. Этих людей следовало судить. Так я относился к Беловежскому сговору тогда, так я к нему отношусь и сейчас.
— В интервью нашему изданию и Кравчук, и Шушкевич высказывались в том смысле, что СССР держался на страхе, а когда страха не стало, процесс распада страны стал неизбежен, кроме того, люди, вошедшие в ГКЧП, не имели авторитета среди населения… Вы с этим согласны?
— Это они, наверное, про себя говорят. Я так не считаю. Эта тема — гораздо сложнее поверхностных оценок Кравчука и Шушкевича.
— В чём вы видите глубинные причины распада СССР?
— В СССР было много недостатков, не способствующих укреплению страны. Я уже говорил о проблемах кадровой политики, о том, что люди часто занимали высокую должность не за реальные заслуги, а за другие качества — умение польстить начальству, благодаря приспособленчеству и лицемерию. Тот же Кравчук — яркий пример проблем кадровой политики в Советском Союзе. Да и кумовство было, и реформы в экономике напрашивались…
Но вот сейчас — демократия, «свобода», а на выборы приходит 20–30% избирателей. Сравниваешь и понимаешь, что в СССР, по сути, было больше демократии.
И самое главное, не забывайте: 17 марта 1991 года народы СССР на референдуме сказали, что Союз должен существовать. За это высказалось более ¾ голосовавших (77%). А в Беловежской Пуще на мнение народа наплевали.
— Вы и сейчас считаете, что для Прибалтики лучше было оставаться в составе СССР?
— Однозначно. Партия, которую я возглавлял на протяжении 17 лет, после выхода из заключения (Социалистическая партия Латвии), голосовала против вступления Латвии в Европейский союз. Латвия была к этому не подготовлена. Я всегда оставался сторонником единого СССР. По моей оценке, вступление Латвии в ЕС было политическим решением, не было обусловлено экономически и жизненно.
— Как вы сегодня оцениваете историческую роль Горбачёва и Ельцина?
— Так же, как и тридцать лет назад, — отрицательно.
Что я могу сказать о Ельцине, который трезвым нигде не появлялся? О Горбачёве, который находился «под каблуком у жены» и совершенно не был готов к должности главы великого государства?
Я и на Политбюро много раз задавал вопрос: а что, собственно, мы будем перестраивать? Не я один не понимал. Сам Горбачёв не понимал…
— В годы, которые последовали за распадом СССР, между Россией и Латвией установились непростые отношения. Почему так происходит? Возможно ли их улучшение и что для этого нужно сделать?
— В одном из интервью я сказал: народу обещали, что Европа будет нашим общим домом, что будет расти общее благосостояние, а что получили? Все большие современные заводы продали иностранцам или ликвидировали, сельское хозяйство развалили, латифундисты скупили землю, леса и озёра. Получилось ли у нас стать мостом между Европой и Востоком? Нет, мы стали замочной скважиной, через которую Запад смотрит на Россию.
Что здесь делает НАТО? Что здесь Америка потеряла? Им нужны территории, где разместить войска НАТО и защищать свои личные интересы. Им опять нужны новые территории. Хочу напомнить, что в истории был один человек с усиками, который хотел расширять территории, — плохо кончил.
Улучшение возможно при умных и опытных руководителях. И жизнь человечества сегодня зависит от трёх стран: России, США и Китая. Нужен диалог, хочет этого кто-то или нет.
Я поддерживаю многое из того, что происходит в России, и понимаю, как много зависит от России в нынешнем мире, какая на ней ответственность.
— Кто вы сейчас по убеждениям?
— Коммунист.
— Как проходит ваш день, какой образ жизни ведёте?
— Четыре года назад я сложил с себя руководство Социалистической партией Латвии по состоянию здоровья. Умерла моя жена.
Сегодня я нахожу в себе силы участвовать в различных встречах, чествованиях ветеранов, памятных мероприятиях. Пишу третью книгу, надеюсь скоро её издать.
Я встаю в семь часов, зимой и летом в одно время, каждое утро, 30–40 минут делаю зарядку, приучился к этому в тюрьме. Я и раньше занимался спортом: ездил на велосипеде, играл в теннис, ходил на лыжах, бегал, был президентом Федерации тенниса Латвии, поэтому и хорошо знал Ельцина, возглавлявшего Федерацию тенниса России.
Прожил пять лет один после смерти супруги и понял, что больше так не могу. Женился во второй раз, помогаю жене ухаживать за огородом. У нас одноэтажный деревянный неотапливаемый садовый домик. Слежу за событиями в мире, езжу на рыбалку.
У меня большая библиотека, около 3000 томов, которую я завещаю своему родному городу Даугавпилсу. Уходить я не тороплюсь, жду гостей на своё 90-летие.
Справка
Альфред Рубикс, 86 лет, имеет два высших образования: механический факультет Рижского политехнического института, специальность — «инженер-механик» (1963), и Ленинградская высшая партийная школа (1980). Последний руководитель советской Латвии, член Политбюро ЦК КПСС. В 1991 году поддержал ГКЧП, был не просто осуждён за это, но и отбыл почти весь срок (приговор — 7 лет заключения). Председатель Социалистической партии Латвии с 1999 по 2015 год, депутат Европарламента с 2009 по 2015 год.
Беседу вёл Алексей Чаленко
