«В этой истории я не выдумал ни слова»: правда о трагедии в Новочеркасске
14.11.2020 14:08
Один из читателей «Журналистской правды» рассказал о событиях в Новочеркасске в 1962 году от лица подполковника запаса Геннадия Иосифовича Журавля.
Вчера наша редакция опубликовала мнение народного артиста России Евгения Герасимова о творчестве Андрея Кончаловского, который был номинирован на «Оскар» за фильм «Дорогие товарищи», повествующий о событиях 1962 года в Новочеркасске. Режиссёру рукоплещут представители творческих профессий. Однако, как это часто бывает в фильмах, не относящихся к жанру документальных, художник явно пренебрёг исторической точностью событий. На это обратил внимание один из наших читателей, житель Новочеркасска. Его рассказ о событиях тех лет мы публикуем без изменений.
«Попался мне в руки «Крытый двор», второй номер за 1990-й год. Это, цитирую: «художественно-публицистический журнал, приложение к газете «Кадры индустрии». Издается согласно решениям парткома НПИ и бюро Новочеркасского горкома КПСС. Спонсоры…» вот о них чуть позже скажем.
В этом номере художественного нет ни на копейку – спецвыпуск, посвященный исключительно 1962 году. Задача выпуска, по словам редколлегии журнала: «не судить, мы хотим – понять». Казалось бы, если есть конкретный – вольный или невольный – виновник трагедии, то, чтобы что-то понять, надо было бы расспросить и его. Однако ни одного свидетельства от армии, от КГБ, от МВД в журнале нет. Так редколлегия и решила: военных мы спрашивать не будем, без них разберемся. Так, видимо, легче понять. А теперь о спонсорах, предпоследняя страничка посвящена одному из них. Это совместное советско-АМЕРИКАНСКОЕ (выделено мной – А.Б.) предприятие «МЭБИНВЕСТ». С тем из читателей, кому еще не все понятно, делюсь догадкой: ну, не нужно было американским заказчикам ни одно свидетельство, которое более или менее могло бы хоть как-то оправдать Советскую Армию или помочь читателю понять человека в погонах, который в силу долга вынужден был участвовать в событиях.
Вот по таким «понятиям» и «хотела понять» редколлегия «Крытого двора», что же произошло. Такая вот объективность в подборе фактов. Оно-то понятное дело: денежки американские, а кто платит, тот и заказывает. При этом плюньте в лицо тому, кто скажет, что американцам безразлично, на что уходят их денежки. Но это, как говорится, дело прошлое, и нашей же газете, видно, нужно восполнить пробел.
Информация, которую я предлагаю вашему вниманию, была опубликована в 1992г. в Новочеркасске. Примерно в то же время был организован Фонд Новочеркасской трагедии. Я не берусь судить, для чего его организовали – вроде бы и для того, чтобы выяснить правду о тех событиях. Упомянутым фондом, однако, многое игнорировалось из того, что, казалось бы, должно было его интересовать не в последнюю очередь. Например, сколько и с какими ранениями было в тот день доставлено военнослужащих и работников милиции в госпиталя и больницы? А ведь солдат, стоявших в оцеплении, били чем попало, и ножами пыряли, и пытались отбирать оружие… Это, конечно, еще до стрельбы. После нее охотников нападать на армию уже не было, пока не началась перестройка. Трудно отделаться от впечатления, что Фонд выполнял четко определенный заказ – ну, никак не вписываются раненые солдаты в картину «мирной и безобидной» демонстрации. Так же не умещается в это прокрустово ложе информация о том, как «мирные» демонстранты выбрасывали работников Горисполкома с верхнего этажа здания.
Почти дословно я привожу рассказ подполковника запаса Геннадия Иосифовича Журавля. В 1962 году он командовал десантным батальоном специального назначения. Сегодня слово «спецназ» стало обычным для прессы. Тогда же, в 1978 году, слушая истории из жизни части, которой командовал майор Журавель (а он и не называл своих солдат «спецназом»; он говорил: «диверсанты»), слушая воспоминания о событиях разной давности, и, прежде всего о 1962 годе, я внимал нашему военруку, что называется, открывши рот. Трудно описать популярность Геннадия Иосифовича среди учащихся техникума – он был настоящий офицер, настоящий мужчина и настоящий человек в одном лице. Я не состою ни в одной политической партии, поэтому не побоюсь добавить: он был и настоящий коммунист; надо воспринимать историю такой, какой она была, а тогда выражение «настоящий коммунист», хорошо это или плохо, но всегда употреблялось только в положительном смысле. Таким он и был, наш военрук.
Рассказ я слышал не с самого начала, поэтому он может быть неполон. Итак…
Памятная доска на заводоуправлении НЭВЗа: Новочеркасское восстание
«… ну, и мне была поставлена задача: очистить здание заводоуправления от погромщиков. Ну, батальон по тревоге я поднял, сам звоню в КУКСы – дайте, мол, штук двести промасленных комбинезонов или сколько там можете. Комбинезоны прибыли, я ребят переобмундировал, поставил задачу: небольшими группами и поодиночке проникать на территорию завода в здание заводоуправления и сосредотачиваться. Ребята мои пошли. Я сам переоделся и – за ними. Прохожу, а там как улей – гудит все, портреты побили… Вижу одного из своих офицеров, ну, что, спрашиваю, сколько твоих тут будет? Он говорит, человек так это двадцать. Ну, приступайте, говорю, только насмерть не бить и не калечить. Ну, и ребята начали… А погромщики не ждали этого, ничего не поймут: та шо ж вы, хлопцы, делаете, та вы ж такие же, как мы?!.. Ну, а парни мои свое дело знали… Тут смотрю, мужчина один ко мне подходит, говорит мне: «Что вы здесь делаете?» – Ну, а я ж ему так прямо и скажу, что ли? Откуда я знаю, кто это такой? – Гуляем мы здесь, – говорю.
– Да нет, – говорит, – я смотрю, у вас и ребята внешне выделяются, и действуют слаженно, так это видно, что вы здесь не просто так. Ну, я ему тогда и говорю: «Знаете что? Давайте в прятки не играть! Что вам нужно?» Он вытащил из пиджака удостоверение – старший лейтенант КГБ. Я ему тогда: «Майор Журавель, имею задачей освободить первого секретаря обкома партии товарища Ба-сова».
– Ну, – говорит, – пойдемте, я как раз при нем.
Прошли мы в помещение парткома – там это рядом, партком и профком тогда было – там руководство и забаррикадировалось. Зашел я, а Басов сидит в кресле… ну вот, в состоянии полнейшей прострации. А я ж еще тогда подумал – я-то фронт прошел, войну видел – господи, думаю, это ж не дай бог, начнись что, вот, оно не сегодня – завтра загремит, как же он командовать будет? Он же сейчас, как баба побитая – ни на что не реагирует…
Ну, подошел я к нему (а черт его знает, как к нему обращаться, звания такого вроде ж нет – товарищ 1-й секретарь!..) ну, и говорю так: «Товарищ первый секретарь обкома партии, имею приказ вывести вас из здания заводоуправления. Вот чистый комбинезон, можете переодеться». А он мне: «Я не Керенский, я от своего народа прятаться не буду!» Ну, я тогда говорю заводскому начальству: «Вы как-нибудь уговорите его, я ж уговаривать не умею. А через толпу вести – так там и мои ребята его не спасут, его ж разорвут там на части».
Уговорили они его, и мы «задами» вышли, а там за забором его машина стояла и горкомовская «волга» – тогда райкомов еще не было; так первый секретарь горкома аж изогнулся, как вопросительный знак, и так почтительно: «Здравствуйте, Александр Васильевич!» Так тот даже не взглянул на него, шлепнулся на сиденье и шоферу: «Пшел!» Ну, и уехали они.
…Да, а как это все началось – тут будут если брехать вам разное – что там директора вроде вилками закололи или бить тут же кинулись – это все брехня, не верьте. Тут случилась такая ситуация: произошло снижение расценок – оно планомерное; вроде ж производительность труда повышается, ну, да это одно было б ничего, а на это понижение расценок как раз пришлось повышение цен на мясо и на масло. И не было вначале ничего, люди пришли на работу, а потом собрались на внутренней площади перед заводоуправлением, ну, вы ж знаете, где это… А тут директор завода мимо. Ну, так мол, и так, как же теперь без мяса-то? А он – тоже дурак, ну надо ж думать, что людям говорить – возьми им и ляпни что-то вроде того: вон вам пирожки привезли, чем не мясо? А там как раз в буфет завезли пирожки с капустой. И не верьте, никакого взрыва не было, а только так, шум по толпе, такой нехоро-оший шумок прошел. И разошлись люди по рабочим местам. А уж потом собрались, работу прекратили, ну, и я уж вам рассказывал про то, что дальше было…
Новочеркасск. Мемориальная доска на Дворцовой площади в память о жертвах Новочеркасской трагедии 1962г.
Ну вот, как мы Басова вывели оттуда, я сержанта одного на чердаке оставил с радиостанцией – есть у нас такая для диверсионной работы. Она… ну, от такая, как этот спичечный коробок. Ну, и поставил задачу: себя ни в коем случае не обнаруживать, только сообщать. А мы у себя в части на круглосуточный прием включились.
Ну, этот сержант со «звездочкой» – это радиостанция так называется – утром передает: «Пока все нормально, все разошлись по рабочим местам». А потом, в 8-30: «Прекращают работу». В 9–00: «Начали собираться у заводоуправления. Слышны призывы идти в город». А я ему: если пойдут – твоя задача, не обнаруживая себя, следовать за ними и передавать. Главное – обо всем сообщать.
А в это время округом командовал Исса Александрович Плиев – он осетин был, герой войны… заслуженный дядька. И он, наверное, (или не знаю, кто там) отдал этот приказ, растерялся – выставили от там на спуске Герцена танки. Ну, а что танки? У них приказа никакого нет, им антенны толпа пообломала, они остались без связи. Сидят: вылезти нельзя – им же голову оторвут, и стрелять нельзя. Так, не танки, а металлолом получился. А я вот так думаю: та не надо было туда никаких танков посылать. Надо было, как на Западе: ото несколько машин пожарных с брандспойтами выставить, и им бы хватило, никуда б они не пошли, сразу бы охладились. А то – танки…
…А мне задачу поставили: освободить здание милиции – он же весь век там, горотдел, где и сегодня. Я позвонил в «Военторг» – мне, говорю, надо штатские костюмы. Штук двести. Достали они. Но не все подошли…
Пришли мы к горотделу, оцепили. Мои ребята внутрь пошли – которые в штатском. Я им так: если будут бежать – и на здоровье, не задерживать! Наша задача – очистить здание. Только опять, говорю, не калечить и насмерть не бить! А эта ж публика – они ж как взвыли, у них ужас разум отнял… Им уже и дорогу освободили – та пожалуйста, выскакивай, на черта они мне нужны! А они мечутся там внутри… Ну, мои ребята стали работать и их возле входа штабелями складывать. Те так – ну, их же не калечат, просто выключают – полежат-полежат трохи, потом очухается и пошел, ему уже ничего больше не надо. Что? А, как выключали? Та от сюда – вдоль затылка, вниз по шее; «скользящим» вниз по почкам; ну, если в сапогах – то по ноге по костяшке – и того хватает. Если прием проведен правильно, то минут пять-десять он уже никем, кроме себя, заниматься не будет и добавки не попросит.
Ну, а я пошел пока во двор – посмотреть, что там творится. Гляжу – в слуховое окно капитан милицейский выглядывает. Я ему: как вы там, капитан? Держитесь, мои ребята идут к вам на помощь.
– Спасибо, – говорит, – ничего пока. Жарко только очень – крыша за день уже накалилась. Да вот тут солдатик у нас, ему голову пробили, он плохой, помощь нужна, а тут и воды-то нет. Так что давайте, товарищ майор.
– Держитесь, – говорю, – идем.
Мы быстро очистили милицию – там такой сброд был… У них же часть пошла сразу по магазинам – грабить; часть в банк. Ну, а часть пошла в милицию. И вот очистили мы горотдел, стали мои ребята двойным оцеплением, а тут одна баба – откуда она взялась? Как начала, так это истерично: «А-а-а, милиция, от в этой милиции сына моего убили! Милиция, сына моего убили, а-а-а! Пускай меня отут убьють, я смерти не боюсь, я не хочу жить, они там сына моего убили!..» Ну, смотрю, народ заводится вокруг, обстановка накаляется… А тут как раз танки по Московской пустили. И от этот танк из пушки как п…! Холостым, но стекла полетели в домах. Я уж на что – фронт прошел, а и то вздрогнул! А баба эта – тю, смотрю, куда она делась? Она, как ужака, от так под ногами у моих десантников – и мигом так это под угол к стеночке притулилась. А только что кричала – мол, смерти не боюсь… И толпа разрядилась – уже все кругом хохочут, напряжение спало.
Новочеркасск. Камень-на-Крови, установленный в память о трагедии 1962 года в сквере Платова, перед Дворцовой площадью.
И тут слышу – никак стреляют? И толпа как хлынет вдоль по Московской! Я своему заместителю говорю: «Гляди со своими ребятами, тут возможна провокация»… Та какая там провокация! Они как стадо… Знаете, мужики, это, б…, страшное было зрелище – объятая ужасом толпа… Какая там провокация, им уже было не до провокаций. И только один такой пожилой мужик подбежал ко мне – а я в форме был с «колодками», – подбежал и кричит: «Майор, ты же воевал, что ж вы людей убиваете?» Я ему: «Пошел на …, паникер, не могут у нас по людям стрелять!» И так от в момент все чисто стало – как никого и не было. Шо ж, думаю, там случилось? Вроде стреляли… Но я так и не думал, что боевыми – так, думал, попугали холостыми… Взял я взвод солдат, за себя заместителя старшим оставил, и двинули мы к горисполкому.
И от тут слушайте, что я там увидел. Если вам будет кто говорить, что были сотни убитых и раненых – не верьте этому, брехня это. Я вам говорю, что я там первым был из тех, кто трезво и здраво мог оценить обстановку. Тут еще, знаете, такая штука может быть – ведь у страха глаза велики – и человек мог увидеть гораздо больше того, что увидел. Потому что, конечно, равнодушно на это смотреть нельзя было. Но, повторяю, совершенно неподготовленный невоенный человек мог, будучи в шоке, увидать и то, чего не было. Там было человек двадцать пять, ну самое много – тридцать побитых. Кто не двигался – так лежал, кто как-то пытался отползти… Но не больше тридцати, это я вам точно и ответственно говорю. Ну, нам потом говорили, что посчитали и вывели – плотность толпы была такая, что одна пуля могла убить девять человек. А он весь магазин разрядил… Там я так и не знаю, как это произошло – не то у парня автомат вырывали и сдернули флажок предохранителя, не то еще как – тут уж не знаю. Но приказа стрелять никто не отдавал… Что? Да ну, ты что, кто б на это решился? Ты что?! А горисполком очищала Орджоникидзенская мотострелковая дивизия – она с марша прямо и приступила к выполнению задачи.
Там еще один генерал из КГБ был – кажется, генерал-лейтенант. Ну, и вот он (чекист же, бдительный) уже заранее присмотрел, куда ему тикать в случае чего; и когда толпа в горисполком ворвалась – он выпрыгнул в окно. Да так неудачно прыгнул – ногу себе сломал. Потом, уже все давно успокоилось, уже и правительство уехало, а он все в госпитале со своей ногой лежал. Про него рассказывали, смеялись: такой вот удалой генерал. Мне говорят, прямо бери его к себе в десант, он, видишь, со второго этажа без парашюта сиганул… Ну, да ладно, это смех…
А потом к нам, были мы тогда в «КУКСах», приходила делегация. Одиннадцать человек, из них одна – баба беременная. Уж не знаю, для чего они ее с собой взяли – может, думали, бить будут, так чтоб поскандальнее вышло… Не знаю. Так вот эта делегация предъявила ультиматум. Мы, говорят, беремся навести порядок в городе при том условии, если из него будут выведены войска. Нет, вы толь-ко подумайте, это ж смех один – в город стянули пять дивизий, среди них Грозненская дивизия МВД – там весь стадион «черными воронками» был заполнен… Подумать, столько войск – и ультиматум.
Там был Соломин. Ну, я в сторонке стоял, чего – я майор всего; там ближе полковники были, и слышу – это уж когда их выслушали и отпустили, этих делегатов, слышу, говорят: чего ж, мол, мы их не задержали? А Соломин говорит, мол, товарищи, они от нас не уйдут. Мы их сфотографировали, и из города они никуда не выйдут. А то, что не взяли – так это ж, наверное, не самые важные птицы, руководство их там, оно сюда не пошло, и оно рассчитывало, что мы их задержим. А раз было бы так, то на этот случай у них наверняка продуман план действий, и мы тогда должны были бы действовать по тому сценарию, который для нас приготовили и которого мы не знаем. Ну, вот так их и отпустили…
…Да, а когда комендантский час ввели, то больше всего студенты попадались. Их свозили в Батайск, там грузили в вагоны и везли в Шахты. Они там сначала стучали, протестовали… А их перецепляли и снова в Батайск. Они не знают, думают, их далеко уже увезли. Ну, и примолкали понемногу. А потом их вот так неделю повозили – другую, и выпустили их всех. Ну, кому они нужны – молодые, ума нет, ему, может, на свиданье надо… А оно ж всегда – когда не пускают, от тогда и надо позарез».
Ну, вот и все из того, о чем рассказал мне подполковник в запасе Г.И. Журавель. Мысленно, глубоко склоняясь перед светлой памятью об этом человеке, я прошу у него прощения за то, что пересказываю это все без его разрешения. Мне уж не получить его, это разрешение, и поэтому глубокое уважение к памяти Геннадия Иосифовича да послужит залогом того, что в этой истории я не выдумал ни слова».
Алексей Бурцев
=========
Напомню до кучи еще один материал:
https://cont.ws/@komsomolets/1244067
К событиям в Новочеркасске 1962 год. Разбираем доступные документы и делаем определенные выводы. (Хронология событий. Часть первая.)
(читать по указанной ссылке)
https://cont.ws/@komsomolets/1244151
К событиям в Новочеркасске 1962 год. Разбираем доступные документы и делаем определенные выводы. (Показания свидетелей. Часть вторая.)
27 февраля 2019 г. 21:21 0 2538
Показания свидетелей. Чтобы увидеть более полную картину новочеркасских событий и сравнить прокурорское расследование с другими материалами на предмет противоречий, будет полезно рассмотреть отдельные показания тех лиц, которые принимали непосредственное участие в этих событиях.
Так, генерал-лейтенант Д. Иващенко, бывший в момент событий начальником политуправления СКВО, показывал позднее, что в период, предшествовавший забастовке рабочих на НЭВЗе, командование округа в главе с генералом Плиевым находилось на учебных сборах командиров соединений в районе Краснодара и никаких мероприятий по пресечению волнений на заводе или в посёлке Будённовском не организовывало и не планировало. Войска округа занимались обычной учебно-боевой подготовкой согласно плану.
1 июня 1962 г. Плиев вместе с Иващенко были срочно вызваны в Ростов-на-Дону, где они встретились с членом Президиума ЦК КПСС Кириленко.
Кириленко сразу же набросился на генералов с претензиями: почему они бездействуют и не вводят войска округа в Новочеркасск для пресечения митингов и демонстрации?
Плиев выразил своё мнение о нецелесообразности ввода войск на завод и в посёлок, после чего Кириленко тут же позвонил в Москву Хрущёву, получил от него указания и передал их Плиеву. Плиев был вынужден распорядиться о вводе в Новочеркасск воинских подразделений и частей.
В тот же день Иващенко вместе с Плиевым и Кириленко приехали в Новочеркасск и расположились в 1-м военном городке, где к тому времени уже размещался временный командный пункт и куда позже прибыли из Москвы Микоян, Козлов и командование внутренних войск. Иващенко отмечает, что на оперативных совещаниях никто из указанных лиц не давал приказов на применение оружия против демонстрантов.
Бывший секретарь Ростовского обкома КПСС М. Фоменко вспоминал, что ещё 31 мая 1962 г. из местных партийных и советских органов Новочеркасского района в обком начали поступать тревожные сведения о том, что рабочие НЭВЗа прекращают работу, что они собираются у цехов многочисленными группами и митингуют. При этом руководство завода (Курочкин и его замы) своими безответственными заявлениями ещё более озлобляет рабочих и создаёт на предприятии опасную и неуправляемую обстановку.
Об этих сигналах первый секретарь обкома Басов доложил в Президиум ЦК КПСС, а сам уехал в Новочеркасск, чтобы на месте лично разобраться в происходящем и стабилизировать обстановку на заводе. Секретарю Фоменко было поручено оставаться в обкоме и поддерживать оперативную связь с ЦК.
По словам Фоменко, прибывший 1 июня в Ростов командующий СКВО Плиев, узнав о происходящих событиях в Новочеркасске, высказался категорически против введения в город войск. При этом он заявил, что войска округа предназначены не для «усмирения» народа, и поэтому какие-либо действия он предпримет только после личного приказа министра обороны СССР.
Сам Фоменко в течение 1–2 июня встречал прибывающих в Ростов членов Президиума ЦК КПСС Кириленко, Микояна, Козлова и других партийных и советских руководителей, представителей МВД и КГБ, которые сразу же направлялись в Новочеркасск. 1 июня в обком позвонил Басов и сообщил о том, что на заводе и вокруг него создалась очень сложная и неуправляемая обстановка, что собрались многотысячные толпы людей, а на пролегающей рядом железной дороге союзного значения остановлены и заблокированы все поезда. Басов также сообщил Фоменко, что все предпринятые им попытки выступить перед рабочими были встречены крайне агрессивно: его забросали камнями и бутылками, а затем заблокировали внутри заводоуправления НЭВЗ.
Как видим, показания Фоменко, в целом соответствуют материалам прокурорской проверки. Фоменко также считал, что именно Басов, как член военного совета СКВО, связался с городским гарнизоном и предложил находившемуся там генерал-майору Олешко принять все меры к освобождению заводоуправления от разбушевавшихся рабочих. Что касается конкретных причин и виновников гибели людей, то Фоменко называл хулиганствующих лиц, среди которых находилось и много ранее судимых рабочих. По мнению Фоменко, именно эти лица организовали и спровоцировали столкновения демонстрантов с милицией и военнослужащими, именно они вынудили солдат и офицеров на применение оружия, что, в конечном счёте, и повлекло за собой жертвы как среди хулиганов, так и среди других участников демонстрации.
Из объяснений бывшего председателя Новочеркасского горисполкома В. Замулы можно понять, что он, находясь 1 июня на территории электровозостроительного завода, был непосредственным очевидцем происходивших там митингов и других событий. Замула, по его словам, сам неоднократно видел, как отдельные рабочие «подогревали» себя спиртным на территории завода, а затем, осмелев от выпивки и подстрекательств «экстремистов», блокировали поезда на железной дороге союзного значения, а также устраивали всякие другие бесчинства. К примеру, они опрокинули автомобиль, на котором к месту митинга прибыла милиция.
Замула также показывал, что на утро 2 июня несколько танков было выставлено на мосту через Тузлов, причём технику расположили заслоном, так, чтобы физически преградить путь многотысячной колонне рабочих и жителей посёлка Будённовский, которая двигалась в Новочеркасск. Каких-либо иных планов по применению танков и БТР против демонстрантов вообще не предусматривалось, если не считать одиночного выстрела из танковой пушки, который был сделан для того, чтобы напугать людей, идущих к центру города.
Замула также заявил, что позже, оставшись с завотделом ЦК КПСС Степаковым в здании горкома партии, они выходили на балкон и пробовали призвать многочисленную толпу, подошедшую к зданию, к прекращению демонстрации. В ответ на эти призывы, как вспоминал Замула, раздавались агрессивные выкрики «Долой контру!», «Давай сюда Хрущёва!» и т. д. На балкон полетели палки и камни. Замула наблюдал картину, когда в одной части митинга стихийно образовалась довольно большая группа, которую возглавил какой-то мужчина, державший в руках большой красный флаг. Эта группа во главе со своим знаменосцем ринулась ко входу в здание, но на их пути оказался солдат с автоматом в руках, который преградил путь и предупредил, что входить запрещено. Тогда, как вспоминал Замула, мужчина передал знамя соседу, а сам схватил автомат за ствол и стал тянуть его к себе, пытаясь таким образом отобрать оружие. В ходе этой стычки солдат, пытаясь всеми силами удержать оружие в руках, нажал на спусковой крючок и автоматической очередью убил нападающего.
Генерал-майор Ю. Тупченко, который в 1962 г. был начальником управления КГБ в Ростовской области, пояснял, что никто из руководящих лиц страны команд на применение оружия против митинга и демонстрации не давал. Военнослужащие, по мнению Тупченко, применяли оружие исключительно против отдельных бесчинствующих лиц в ответ на явное нападение и попытки завладеть оружием. Тупченко категорически заявлял, что со стороны работников КГБ случаев применения огнестрельного оружия против демонстрантов вообще не было.
Старший лейтенант В. Дёмин, ставший через 20 лет генерал-лейтенантом, давая объяснения в Главной военной прокуратуре, пояснял, что в связи с поступившими сведениями о движении колонны демонстрантов от посёлка Будённовский в Новочеркасск, он с личным составом в количестве 50 человек рано утром 2 июня прибыл на мост через Тузлов. Здесь уже были установлены 10 танков и БТРы. По словам Дёмина, когда тысячная колонна, среди которой было множество женщин и детей, подошла к мосту, то она очень свободно и легко разделилась, «перевалила» через танки, прошла вброд и продолжила своё шествие в город. Дёмин и другие офицеры были изумлены и очень расстроены таким невиданным действием: молодые офицеры не могли понять, что же такое случилось, что рабочие, их отцы, матери, братья и сёстры с гневом в глазах шли в город, не замечая на своём пути танков и самих военных?
Полковник внутренних войск МВД СССР В. Пелевин в объяснениях указывал, что утром 1 июня 1962 г. подразделение капитана Малютина по указанию командования части и комиссара УВД Ростовского облисполкома полковника милиции Стрельченко прибыло из Ростова в Новочеркасск в район электровозостроительного завода. Когда колонна военнослужащих подошла к заводоуправлению, то там уже находилась многочисленная толпа рабочих (не менее 1500 человек), которые начали выкрикивать различные угрозы в адрес солдат, а офицеров во главе с Малютиным тут же забросали камнями. На предложение Малютина успокоиться и прекратить беспорядки толпа ответила руганью и больше никак не реагировала.
Далее Пелевин вспоминал, что лично он был направлен на охрану городских отделов милиции и КГБ — с целью недопущения проникновения туда хулиганов и погромщиков, захвата оружия и освобождения задержанных зачинщиков беспорядков. По словам Пелевина, только после этого приказа солдатам были выданы автоматы с боеприпасами.
Пелевин свидетельствует, что 2 июня 1962 г. около полудня от общей массы демонстрантов, следовавшей к горкому партии, отделилась многочисленная толпа, которая направилась к отделу милиции. Подойдя вплотную к зданию, толпа начала штурмовать отдел с криками «Давай оружие!», «Будем штурмовать Зимний вторично!», «Предатели!». Солдаты и офицеры, забаррикадировав двери, пытались сдерживать этот натиск, однако, ввиду многочисленности нападавших, им удалось прорваться во внутренние помещения горотдела милиции. Но своей конечной цели они не достигли.
Итого, по словам Пелевина, в ходе обороны зданий милиции и КГБ военнослужащими внутренних войск было убито 5 погромщиков, а более 10 человек нападавших получили ранения. В свою очередь от действий демонстрантов, применявших камни, палки, стальные прутья и т. п., пострадали многие солдаты, сержанты и офицеры. Получил тяжёлое ранение и сам Пелевин. Будучи в безвыходном положении, оказавшись перед угрозой убийства со стороны нападавших, он выпрыгнул из чердачного окна здания городского отдела милиции и при падении на землю получил перелом обеих ног.
Пелевину также сообщил, что одновременно с нападением на городские отделы МВД и КГБ, хулиганы и погромщики разгромили здание горкома партии и горисполкома и что огонь в сторону толпы был открыт только двумя солдатами в ответ на провокационное нападение. В результате этих несанкционированных и непредвиденных выстрелов было убито и ранено примерно 15 гражданских лиц из числа демонстрантов.
Пелевин также утверждал, что нигде больше не проводилось массового огня по нападавшим.
Факт нападения погромщиков на здания милиции и КГБ подтверждал и бывший сотрудник Новочеркасского отдела милиции капитан К. Глухов. 1 июня в связи с начавшимися волнениями рабочих НЭВЗа он вместе со своим начальником полковником милиции Николаевым прибыл на завод, чтобы предотвратить шествие митингующих рабочих из посёлка Будённовский в Новочеркасск. По прибытии на завод, милиционеры увидели многотысячную толпу шумевших рабочих, часть из которых была вооружена камнями и палками. Кто-то из рабочих крикнул, указывая на Глухова и Николаева, «Жандармы явились!», после чего рабочие с угрозами набросились на них, в результате чего офицерам пришлось покинуть посёлок бегством.
Кроме этого, Глухов пояснял, что к вечеру 1 июня и в ночь на 2 июня в камеры предварительного заключения, которые находились в его ведении, стали поступать задержанные лица, наиболее злостно и агрессивно действовавшие на заводе и возле него. Всего к утру было доставлено примерно 40 человек. Поскольку постоянно поступали данные о том, что рабочие планируют на 2 июня огромную демонстрацию в Новочеркасск с требованием освободить задержанных, постольку были приняты усиленные меры к охране городского отдела МВД. Всем милиционерам было выдано штатное оружие и боеприпасы. В помощь милиционерам были выделены несколько взводов внутренних войск.
По словам Глухова, 2 июня примерно в полдень в город вошла огромная колонна людей, которая сразу же запрудила всю улицу Московскую, на которой как раз и находился Новочеркасский горотдел милиции. Основная масса демонстрантов, среди которых было множество женщин и детей, продолжила двигаться к зданию горкома партии, а часть с шумом и криками побежала к милиции: подбежав к зданию, демонстранты начали разбивать окна, выбивать двери, требуя освобождения из КПЗ всех задержанных. На многочисленные призывы милиционеров прекратить погром и разойтись нападавшие не реагировали, точнее, реагировали наоборот, ещё больше распаляясь. В конце концов, взломав входные двери и окна первого этажа, они проникли в служебные помещения и во внутренний двор отдела. Только тогда против нападавших было применено оружие. Убитых и раненых, по словам Глухова, оказалось около 10 человек.
А вот что показывал Главному военному прокурору старший преподаватель Военной академии Генерального штаба генерал-майор П. Фалынсков, который в мае—июне 1962 г. служил в должности заместителя командира танкового полка по политической части. Этот полк, которым в тот период командовал М. Михеев, дислоцировался в Ростовской области. 1 июня 1962 г. во второй половине дня Фалынскову и ещё группе офицеров полка поступила команда срочно прибыть с личным составом в район Новочеркасского электровозостроительного завода, который располагался примерно в 10 км от городка танкового полка.
К заводу оперативная группа полка прибыла на радийной машине ГАЗ-69 и БТР-152 примерно к 17.00. На территорию завода машины въехали через тыловые ворота. На территории завода, по утверждению Фалынскова, никто не работал, хотя было рабочее время, так как завод работал в безостановочном режиме. Какого-либо митинга на заводе к тому времени не было. Рабочие ходили по территории группами, отдельные из них были пьяны. В целом офицерам показалось, что повсюду был хаос и беспорядок, брожение рабочих и чрезвычайно тревожная общая атмосфера.
К военным сразу же подошли подвыпившие люди, которые оттеснили офицеров в сторону, опрокинули радийную машину и сломали антенны. Рабочие были крайне возбуждены, недовольны и раздражены, и поэтому появление людей в форме восприняли очень болезненно. На вопрос одного из офицеров, почему они так хулигански себя ведут, рабочие ответили, что раз против полуголодных рабочих пустили армию, значит, это не Красная армия, а каратели.
Затем рабочие немного успокоились и всё же объяснили танкистам, что причина прекращения работы на заводе заключается в том, что в конце мая 1962 г. администрацией завода были снижены расценки на выпускаемую продукцию, что с 1 июня того же года правительство повысило цены на продукты первой необходимости (мясо, молоко, масло и прочее). Офицерам рассказали, что дирекция и горком совсем не заботятся о продовольственном снабжении заводчан и о строительстве жилья для рабочих, и поэтому многие семьи уже много лет мыкаются по чужим углам. Кроме того, сложилось так, что на заводе работало довольно много людей, недавно освобождённых из мест заключения. Они не имели постоянной прописки и постоянного места жительства, в заводское общежитие их тоже не принимали, хотя многие вчерашние заключённые честно трудились и встали на путь полного исправления.
И вот с учётом всех этих ущемлений жизненного уровня рабочих коллектив решил 1 июня остановить работу и объявить забастовку протеста. Забастовка развивалась, рабочие начали митинговать, а отдельные из них, употребив спиртное, начали хулиганить и бесчинствовать. Фалынсков также утверждал, что позже ему стало известно, что именно такими хулиганскими группами были остановлены поезда на железной дороге Центр — Юг и разгромлены несколько вагонов на близлежащей железнодорожной станции.
Далее Фалынсков показывал, что вскоре на завод прибыли заместитель командующего СКВО генерал-лейтенант Шапошников и генерал-майор Олешко, которые и руководили всеми собранными войсками. Примерно в 19.00 Фалынсков получил приказ от Шапошникова ехать в Новочеркасск для доклада о положении на заводе генералу Плиеву. При этом Шапошников приказал Фалынскову, чтобы тот получил на складе дымовые шашки и привёз бы их на завод для применения их против толпы заводчан. При этом Фалынсков подчёркивает, что к 19.00 весь личный состав войск, собранных вокруг завода, боевых патронов не имел.
Когда Фалынсков приехал в Новочеркасск, в военный городок, он доложил Плиеву, что обстановка на НЭВЗе сложная, что никто там не работает, люди, собираясь группами, бродят по заводу, отдельные в пьяном виде. Плиеву было доложено, что воинские подразделения расположились вокруг завода и что одна радиостанция разбита рабочими.
Там же, в военном городке, Фалынсков встретил начальника политуправления округа генерал-лейтенанта Иващенко, которому также полностью доложил об обстановке на заводе и передал указание Шапошникова о получении со склада двух ящиков с дымовыми гранатами. На это последнее, по словам Фалынскова, Иващенко отреагировал чрезвычайно резко.
Он нецензурно выругался и закричал: «Вы что там, на заводе, с Шапошниковым с ума посходили? Против рабочих применять дымы?!».
Затем Иващенко категорически запретил Фалынскову получать дымовые гранаты и посоветовал о них ничего не говорить Плиеву, так как командующий сильно переживал, что ему пришлось посылать войска против рабочих, и в такой обстановке любая карательная мера вызывала в Плиеве приступ ярости.
Когда Фалынсков доложил Плиеву о том, что он готов ехать обратно на завод, командующий приказал во что бы то ни стало освободить заблокированного в заводоуправлении Басова, при этом Плиев сообщил Фалынскову, что у Басова сильная астма и что такой арест может его убить. Затем Плиев сказал, чтобы сразу же после освобождения Басова отправили в Ростов.
Через некоторое время Фалынсков приехал на завод и передал Шапошникову все указания Плиева. Шапошников после доклада Фалынскова подозвал к себе командира роты спецназа и что-то с ним долго обсуждал. После этого взвод спецназа переоделся в рабочую одежду и незаметно проник в заводоуправление, откуда тихо увёл Басова — без каких-либо стычек и эксцессов.
2 июня 1962 г. подполковник Фалынсков оказался затёртым в толпу возле здания горкома партии. После того, как раздались выстрелы и демонстранты отступили назад, Фалынсков вывел свою небольшую группу солдат и офицеров в сторону и больше в событиях того дня не участвовал.
***
Таково, вкратце, содержание тех материалов, которые нам удалось найти.
Ясно, что новочеркасские события — вопрос острый, прямо касающийся развития хрущёвского периода контрреволюции в СССР.
Поэтому никаких точек в этом деле ставить нельзя, как нельзя делать никаких скоропалительных выводов: вопросов по новочеркасскому делу много, и наверняка со временем, точнее, в ходе поиска документов, будут «всплывать» дополнительные обстоятельства, уточняющие суть или детали этих событий.
Надо ещё раз указать, что данные, приведённые выше, есть данные, опубликованные в поздний советский период. Это так. Но поскольку принципиальных противоречий между выводами военной прокуратуры и показаниями участников тех событий нет, и поскольку буржуазные источники лишь повторяют, искажают, фантазируют и перевирают на все лады приведённые выше описания, постольку мы можем принять за отправную точку то, что удалось узнать и в концентрированном виде изложить здесь.
Некоторые предварительные выводы
События в Новочеркасске — это, безусловно, протестное выступление советских рабочих против наступления правотроцкистской контрреволюции. Но, к сожалению, выступление стихийное, неорганизованное, а не сознательное и заранее подготовленное. Это именно бунт, а не восстание. Не удивительно поэтому, что оно было легко подавлено. Собственно, при такой форме, в которой оно выражалось — бессмысленные, хулиганские разгромы народного имущества — ничего иного не оставалось сделать бы и истинно пролетарской власти, не только хрущевской, контрреволюционной, как только его пресечь, подавить силой.
Но почему этот рабочий протест приобрел такую совсем нерабочую, а какую-то анархистскую, мелкобуржуазную форму?
В протесте явно прослеживаются две тенденции: одна троцкистская, мелкобуржуазная, которую вероятнее всего проводили провокаторы, внедрённые с подачи хрущевской контры в рабочий коллектив НЭВЗа. Их целью было отслеживать настроения рабочих, чтобы иметь возможность вовремя «слить рабочий протест», не позволить рабочим сорганизоваться и как следует подготовиться к выступлению — связаться с другими рабочими коллективами города/области/страны и стать, таким образом, немалой силой, способной пошатнуть или даже смести власть хрущевской контры.
Вторая тенденция — истинно рабочая, хотя и стихийная. Но эта тенденция ведущей силой в «бунте» не стала, не в последнюю очередь благодаря тому, что рабочие не были организованы и не имели своих политически грамотных лидеров.
А ведь формально советские рабочие, в том числе и рабочие НЭВЗа, были организованы — у них существовали свои рабочие организации: была своя политическая партия, свои профсоюзы и другие общественные организации. У советских рабочих имелось даже своё собственное государство! Однако об участии всех этих рабочих организаций или каких-либо их частей или отделений на стороне протестующих рабочих в новочеркасских событиях не упоминается.
Видимо, рабочие НЭВЗа не рассчитывали на поддержку своих официально существующих организаций, заведомо зная, что они стоят не на их стороне, и потому действовали на свой страх и риск, «по наитию», спонтанно.
Это был своего рода выплеск накопившегося гнева против всей хрущевской контрреволюционной политики постепенного уничтожения в стране социализма, которая стала проводиться в СССР с середины 1953 года. Рабочие НЭВЗа своим классовым чутьем интуитивно понимали ее гибельность, но не осознавали происходящее на их глазах классовое сражение в полной мере. Им явно не хватало политических знаний, иначе бы их действия были совершенно иными, не столь по-детски наивными.
Если бы в партийных комитетах завода, посёлка, района и города заправляли большевики, а не агенты контрреволюции и соглашатели, тогда бы эти организации не только поддержали рабочих НЭВЗа, но и придали бы их возмущению правильное направление, возглавили бы их борьбу против контрреволюции. Они подготовили бы рабочее выступление по-настоящему, руководили бы им, организовали бы широкую народную поддержку, «подтянули» бы армию, которая, как видно из приведенных выше фактов, колебалась вплоть до высшего офицерства, не желая идти против народа. И тогда хрущевскую контру можно было бы свалить (причем не только в Новочеркасске, но и по всей стране, если бы эти события получили продолжение и распространились по другим регионам).
Но таких большевистских организаций на заводе и в городе не нашлось. Недостаточной для серьезного восстания была и сознательность рабочих НЭВЗа, проще говоря, у них отсутствовала элементарная политическая грамотность — они явно не вполне понимали, что они делают, для чего и какова цель их протестного выступления. В итоге рабочие НЭВЗа оказались лишены самого главного своего оружия в классовой борьбе — революционной теории и организации.
Неудивительно поэтому, что будучи совершенно безоружными перед лицом контры, не имея своего классового политического вектора, они тут же попали под влияние мелкобуржуазных провокаторов-троцкистов и полу-уголовных элементов, опошливших их протест и превративших его в подобие массового хулиганства, которое другие трудящиеся города Новочеркасска и военнослужащие поддержать не захотели.
Приведенные в статье факты также показывают, что в ходе новочеркасских событий армия, в том числе и высшее офицерство, была скорее на стороне рабочих, по крайней мере, от подавления рабочего протеста она дистанцировалась. Почти всю «работу» сделало МВД руками внутренних войск и милиции.
А вот политическая верхушка СССР была явно настроена на решительное подавление рабочего выступления — авторитетной фигуры, способной успокоить рабочих и «решить дело миром», среди руководителей города, области и даже страны (учитывая, что в город прилетели довольно высокие лица — члены ЦК партии) не нашлось. Видимо, контра отлично знала о настроениях внутри рабочего класса СССР, прекрасно понимала, что не имеет поддержки среди трудящихся масс советской страны и очень боялась разрастания подобных открытых протестов.
По логике вещей подобных «бунтов» в 1955–1964 гг. должно было быть в СССР немало. По крайней мере, не один новочеркасский. Аналогичные революционные настроения у рабочих в тот период должны были расти везде по стране и так или иначе как-то проявляться. Но мы это можем пока только предполагать. О других подобных восстаниях советского рабочего класса против хрущевской контры нам пока ничего не известно.
Хотя не исключен вариант и того, что таких выступлений, как в Новочеркасске, действительно больше не было. Но не потому, что рабочий класс страны Советов смирился с победой контрреволюции, а скорее по той причине, что контра, имея огромный опыт борьбы с трудящимися, в том числе в области идеологической борьбы, отлично владея технологиями одурачивания масс, могла, используя колоссальную силу пролетарского государства, душить рабочие протесты и восстания, как говорится, «в зародыше», вовремя пресекая всякие попытки даже простой критики высшего партийного и советского руководства, не говоря уже о попытках воссоздать свои большевистские организации.
И вот, что примечательно: ни одно требование рабочих НЭВЗ не было рассмотрено по существу. Ни во время протеста, ни позднее, в ходе разбирательства. А ведь многие из них были совершенно логичны и справедливы. И даже перед разъярённой толпой рабочих никто из вышестоящего начальства не пообещал рассмотрения и решения вопросов, волнующих рабочих.
Везде, по всех встречающихся нам документах отмечалось только одно, что пытавшиеся успокоить толпу начальники, силовики, партийные лидеры просто призывали рабочих к спокойствию, ни словом, ни делом не комментируя их недовольство проводимой в стране антинародной политикой. Это относится и к тем начальникам, героям войны и труда, которые не хотели кровопролития. Кровопролития они не хотели, а вот деятельной солидарности и действительного сострадания к проблемам рабочих никто не высказал. С таким отношением руководства к нуждам и чаяниям рабочих, и провокаторы-то «нужны» только на этапе первоначальных погромов. А дальше — как по маслу: любой призыв успокоиться без обещания рассмотреть проблему по существу означает пренебрежение нуждами и интересами рабочего класса и трудящихся масс, игнорирование их проблем и только еще больше заводит толпу…
