Мышиная возня на руинах истории
Архивариус

19.02.2021

Сегодня в мире отчетливо и зримо доминирует одна тенденция, которая формировалась на протяжении последних двадцати лет, хотя зачатки её можно обнаружить и раньше. Это особое переосмысление истории и переоценка деятельности исторических персонажей. Подобная практика существовала всегда и во всех культурах, но она носила ограниченный и, если угодно, утилитарный характер. Новый правитель всегда старался принизить достоинства предыдущего, дабы обеспечить себе более яркую славу. С этой целью древнерусские князья, получив власть, первым делом принимались за ревизию и переписывание летописей. Но, как правило, они не заходили слишком уж в глубокое прошлое, достаточно было слегка изменить недавнюю историю.

Повторюсь, все это имело практический смысл исключительно для высшего сословия. У подобной фальсификации истории имелась конкретная цель. Но сегодня история (не академическая наука, а именно прошлое) вызывает неподдельный интерес различных социальных групп. И оказалось, что история может быть у каждого своя, в зависимости от того, какие взгляды исповедуют конкретный человек или группа лиц. И тогда один и тот же исторический персонаж может быть как святым, так и исчадием ада.

Вот, например, российский император Николай II. Как известно, он причислен РПЦ к лику святых. Как человек, трагически погибший вместе со своей семьей, он, безусловно, заслуживает сочувствия и жалости. Но проблема в том, что он был не обычным человеком, а важным историческим деятелем. Сколько русских людей погибло по его вине? Тех же солдат, которые шли на пулеметы без артподготовки лишь по причине нехватки боеприпасов. Виновен ли Николай II в этих жертвах?

Ответ может дать только профессиональный историк. И этот ответ будет – нет, не виновен. И не только потому, что Николай II всеми силами пытался предотвратить войну. А потому что любой государственный деятель является не только вершителем истории, но и жертвой обстоятельств. Сталин, в отличие от последнего самодержца России, понимал, что война неизбежна и верил в то, что ему удастся оттянуть её начало и успеть модернизировать армию. Но успели лишь настолько, насколько позволило время. К чему эти примеры? А вот к чему.

Каждый человек принимает решения не исключительно с позиции личной воли, а  под влиянием обстоятельств, которые от него самого в подавляющем большинстве случаев не зависят.  Как говорил один известный литературный персонаж, «неужели вы скажете, что это он сам собою управил так? Не правильнее думать, что управился с ним кто-то совсем другой?» У каждого решения государственного деятеля есть вполне ощутимые последствия. И для того, чтобы понять логику принимаемых решений, нужно глубоко изучить исторический контекст, личность деятеля и ситуацию, которая складывалась в тот самый период, когда решение было принято.

Генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов имел несчастье командовать Западным фронтом в 1941 году. Он не был готов (да и никто из советских военачальников тогда не был готов) обороняться против концентрированных ударов танковых клиньев. С точки зрения командования, он проявил трусость и малодушие, отдав приказ на немедленный отход, оставляя врагу Минск. Но, не отдай он этот приказ, в окружении оказался бы весь фронт и потери могли бы быть гораздо большими.

Это очень наглядный пример для понимания трагизма исторических фигур. Любое решение Павлова (обороняться или отступать) в конце июня 1941-го вело к катастрофическим для него последствиям.  Да и о том, что его войска берет в клещи 2-я танковая группа Гудериана, он узнал случайно, благодаря захваченной штабной карте. После смерти Сталина Павлов был полностью реабилитирован. Потому  что генерал  действовал, исходя из сложившейся обстановки, и выбора у него по сути-то и не было.

Легко ставить оценки историческим личностям, находясь в безопасности и располагая информацией, которой государственные деятели во время принятия решений не обладали. При этом оценки ставятся, исходя из сегодняшних представлений о гуманизме. Хотя очевидно, что в периоды войн и революций конкретная человеческая жизнь имеет совсем другую цену. И чем дальше в прошлое, тем меньше эта цена, даже независимо от потрясений и переломных моментов.

В США сейчас сносят памятники государственным и общественным деятелям, которые обвиняются в том, что они использовали рабский труд. То есть, с позиций сегодняшнего дня выносятся приговоры за то, что люди были обычными представителями своей эпохи. С таким же успехом можно обвинить древнерусских князей в сепаратизме, основываясь лишь на том факте, что существовала феодальная раздробленность.

Все эти обвинения зиждутся исключительно на сослагательных наклонениях, которых история не приемлет. Если бы Николай II лучше подготовил страну к войне, возможно, революции не случилась бы, а Первая мировая война закончилась раньше и с меньшими жертвами. И не было бы революции и Гражданской войны. Если бы не было террора белого, возможно, не было бы и красного террора. Но все это из области домыслов и предположений. Историю изменить невозможно. Но можно её бесконечно переписывать и переосмысливать. Чем и занимаются многие общественные и политические деятели, подвергая заочному суду людей прошлого, которые не могут ничего сказать в свою защиту.

Каждый исторический персонаж был, прежде всего, человеком. Со свойственными человеку своей эпохи методами достижения целей и заблуждениями. Как верно отметил  Лев Гумилев, на любую проблему можно посмотреть из мышиной норы, с вершины холма и с высоты птичьего полета. И современные «раздаватели оценок» и заочные судью исторических деятелей не только смотрят на историю из мышиной норки, но и стремятся убедить всех, что этот угол зрения единственный правильный.

И оттуда, из норы, все действительно выглядит именно так, как они говорят. И Сталин был палачом, и Ленин, и Дзержинский, и Николай II, и вообще все были палачами. Лишь они белые и пушистые. Правда, сами неразличимы даже с вершины холма, не говоря уж о высоте птичьего полета.

Это не любовь к истории и не стремление к истине, а мышиная возня, которая является самоцелью. А образы прошлого – лишь декорация. Вот только ставится на этой сцене не драма и даже не трагикомедия, а обычный фарс, рассчитанный на неискушенную публику.