13 Октября 2022
Это фраза Ричарда Глостера из фильма «Черная стрела». Приблизительно так же воспитывала нас советская действительность. Красная и Белая розы ли, «Молодые гвардии» ли. Ни полутонов, ни оттенков. Жизнь или смерть. Сдача в плен — позор.
Но время идет и вносит свои коррективы и в наше воспитание. Мы, сидящие на уютных диванах, сколько угодно можем спорить о том, что дороже, лучше, честней — забрать своих пленных, которые когда-то были нашими воинами, или же покарать абсолютное зло.
Советская система выбирала второе, максимально второе: и из-за низкой ценности возращенных сбитых летчиков и проваленных агентов, и из-за того, что враг был полютей. Все-таки «Азову» далеко до рейха, который забрал у нас десятки миллионов живых и нерожденных.
Но обратимся от дивана к тем солдатам и офицерам, которые брали в плен бандеровцев, их охраняли, этапировали, кормили. Любой из них мог бы совершить свое личное правосудие. И мотивировать можно было чем угодно: то ли бандерлог дернулся, то ли у него была в руке заточка или ствол, да просто от того, что наш увидел фашистские тату, впал в состояние аффекта и покрошил несколько десятков нечисти.
Но никто этого не сделал. И давайте предположим, что те, все те, кто соприкасался с этим злом по цепочке — от солдат, которые их взяли в плен, до спецназеров, которые везли их к месту передачи, — знали, что зло отпустят на свободу, но не считали своим долгом ослушаться приказа и самостоятельно покарать зло.
Тем более что можно было бы спокойно замочить с десяток наци, признаться, покаяться, получить срок и сразу же вступить в «Вагнер». А если бы было коллективное восприятие зла, то с помощью нескольких ассенизаторов «Азов» бы кончился. Да и нацики бы кончились. Совсем. А потом можно было бы даже сделать политическую карьеру в качестве карателей зла.
Кроме того, в нашем воспитании есть интересный образ, когда человек совершает что-то по своей воле, но вопреки закону. Это прекрасно сыгранный Александром Захаровым в телесериале «Рожденная революцией» эсэр-конвоир, который вывел на волю знаменитого питерского налетчика (бывшего красного командира и чекиста) Леньку Пантелеева.
Таким образом, можно констатировать, что отрицательная ценность бандерлогов, которые нам достались и будут доставаться, ниже, чем угроза наказания за ослушание приказа, и выше, чем внутреннее побуждение наказать зло самостоятельно, вопреки требованиям закона.
Далее, развивая тему, получается, что, ведя переговоры об обмене пленными и договариваясь, Стороны в своем договоре фиксируют пленных как предмет договора, которые должны быть переданы получателю в точке Х в час Y в соответствии со спецификациями.
Раз так, то получается, что пленные становятся вещью, предметом материального мира, которых можно менять (пока). Мы же ведь, право, не можем ненавидеть вещь за то, что она вещь?
Вообще, нам еще в пятом классе рассказывали, как зарождалось натягивание категории вещи на гомо сапиенса — формирование рабовладельческого строя, где одним из основных источников пополнения рабов был захват пленных. Рим довел этот сегмент до совершенства. Но это же его и сгубило, когда в экономику стало поступать меньше рабов, чем могли обеспечить военно-захватнический, долговой и фертильный механизмы.
Итак, пленные были вещью, и их не только использовали для труда, но еще и меняли, продавали, размножали… Говорящий скот.
Средние века хоть и избавились от рабства в Европе из-за тотальной невозможности его существования, но институт плена процветал. Ценные узники содержались в темницах, и в ходе переговоров с врагом их обменивали или выкупали. Но пленника можно было также продать и своим, если очень срочно нужны были деньги. Или же уступить своему сюзерену, если пленник был опасно выше по статусу, чем пленитель. И, о ужас, пленника феодал мог даже обменять у ростовщиков определенной национальности на свои долги.
Ну а красивые девчонки вообще были самым ходовым товаром во все времена.
И вот если сегодняшний порядок вещей показывает, что и власть, и те люди, которые обеспечивают силой исполнение волеизъявлений власти, принимают такой новый институт плена, то не нам, любителям диванов, надуваться по этому поводу.
Но те бойцы, которые каждый день на передовой, станут перед выбором: или принять такой взгляд власти на пленение зла, или ему противиться. Если противиться, ответ простой — наши будут стараться уничтожать нацистов как можно больше, зная, что живыми они очень скоро вернутся в свои части и будут убивать русских. Может быть, даже убьют проявившего человечность пленителя. Если же соглашаться на взгляд власти, что пленных можно и должно менять, то очень скоро такой институт опустится на места. Зачем давать возможность кому-то менять пленных по курсу 1 к 4? Я и сам, командир роты, батальона, бригады и т. д. (нужное подчеркнуть), могу провести такой обмен и получить то, что мне больше всего нужно именно здесь: моих бывших солдат, деньги, оружие, книги, беспилотники, бензин, водку, женщин и т. д. Могу продавать их и менять как врагу, так и своему соседу либо командарму.
Приятно будет преподнести какому-то полевому или партизанскому командиру букет из украинских снайперш, украшенных качественными нацистскими и/или бандеровскими татуировками. (Летом несколько раз видел одну такую девушку в шортиках. Что под ними неизвестно, но из-под них, на внутренних сторонах бедер, расплетались ленточки разноцветного украинского венка.)
Но, дай бог, описанный выше sur не случится. И такой надежде очень сильно помогают два момента.
Первый — решение Верховного о жестоком наказании за добровольную сдачу в плен. По сути, любой плен без ранения, при котором в момент пленения воин находился в бессознательном состоянии. Соответственно, перспектива исключения из российского общества, опускания воина в смерды значительно уменьшит количество наших, допускающих возможность побывать во вражеском плену. А потом если и будут проходить переговоры по поводу обмена, то сдавшиеся добровольно бывшие русские, скорее всего, откажутся идти на обмен (если нацисты дадут им такое право), что автоматически уменьшит и нашу возможность отдавать нечисть врагам. Ну и сами наши переговорщики (что б не так уж пачкаться) будут чистить списки наших, чтоб выкинуть из них бывших наших и тех наших, которых после обмена будут ожидать максимальные сроки с белыми медведями или искупление вины у «Вагнера».
Вторым моментом послужит будущий юридический статус войны, при котором любые бартерные отношения с партнером по бизнесу станут караться, вплоть до исключительной меры социальной защиты.
Сергей Климов
