люди перестали стесняться своей сущности – именно в этом и выражается долго назревавший психосоциальный слом. И это обстоятельство будет определять реакцию общества на изменение среды обитания. Если в нормальной стране правительство затеет захватническую войну и обрушит уровень жизни, то население выйдет на улицу и сметет это правительство к чертовой матери. Поэтому нормальные страны давно уже не ведут захватнических войн. Если же их лидеры пытаются для поднятия своего рейтинга дистанционно побомбить какую-нибудь банановую республику за «нарушение прав человека», то чаще всего успеха не добиваются. Николя Саркози по итогу бомбардировок Ливии не удалось предстать перед французскими избирателями в амплуа мачо-победителя и выиграть президентские выборы в 2012 г. У Билла Клинтона не получилось отвлечь общественное мнение от секс-скандала (дело Моники Левински) ракетными ударами по Судану, на следующих выборах демократы уступили президентский пост республиканцам.

Но диктаторские режимы часто прибегают к «войне престижа» для того, чтобы укрепить свое положение, отвлечь население от внутренних проблем, потому что реакция масс в несвободных странах на внешние кризисы совершенно иная. Происходит все то, что мы видим сегодня в Раше – растерянный слив и разгром оппозиции, бегство из страны несогласных, сплочение масс вокруг фюрера и милиатристский психоз, рост рейтингов власти, взрыв народного энтузиазма по случаю «проекции силы вовне».

В краткосрочной перспективе военный допинг работает отлично, но, если режим не может предъявить убедительной победы в кратчайшие сроки, верноподданническая эйфория спадает. Однако и в этом случае не стоит ждать протеста. Население не может обратить гнев в адрес власти, потому что это равноценно признанию собственного идиотизма – ведь люди сами же восторженно Zиговали и призывали мочить в сортире врагов. Признать ошибку тяжело даже отдельному человеку, а тут – целый народ. Поэтому следующая стадия болезни – агрессия, направленная против внутренних врагов, нацпредателей и пятой колонны. Ну, раз внешним не удалось накостылять, так хоть на внутренних душу можно отвести.

Однако даже гарантированная победа над внутренним врагом не решает никаких проблем. Даже усугубляет их. Но и это еще не конец режима. Следующее состояние, которое переживает общество – депрессия. Все упало, скукожилось, замерзло, борьба с внутренними врагами неизбежно переходит в стадию «Ой, меня-то за шо, я же свой!», что парализует не только протестную, но вообще любую социальную активность, потому что под раздачу начинают попадать не только противники власти, но и чрезмерно активные ее сторонники. Рациональная модель поведения – забиться в норку и не отсвечивать. Происходит деполитизация общества, лозунгом обывателя, сконцентрировавшегося на выживании, становится «Моя хата с краю!».

На этой стадии общество приходит в состоянии стабильности. Правящий режим исчерпал мобилизационный эффект, вызванный «маленькой победоносной войной». Но при этом противники власти уничтожены, посажены, изгнаны или запуганы до усрачки, их организационные структуры полностью разгромлены. Какое-то, порой весьма продолжительное время, диктатура может пребывать в этом стабильном состоянии. Его еще можно назвать негативно-стабильным, поскольку устойчивость режима обеспечивается не его силой, а исключительно слабостью атомизированного общества и полным отсутствием политической оппозиции. На этой стадии происходит фатальный распад систем управления, что делает правящую верхушку беззащитной перед любым кризисом, имеющим внешнее или внутреннюю природу.

Следом наступает новый переломный момент. Правящий режим может рухнуть в случае взрывного нарастания протеста, часто имеющего форму голодного бунта, деструктивного и бессубъектного. Другой вариант заключается в том, что истощенное физически и психически население хлебом-солью встречает интервентов (ну или «миротворцев», что по большему счету одно и то же) и с энтузиазмом забивает активистов павшего режима, ставших козлами отпущения. Или происходит распад государства на несколько кусков. Или…. В общем, тут возможны разные варианты, включая даже революцию сверху, но более-менее уверенно мы можем говорить о том, что РФ в стадии своей предсмертной агонии пройдет по маршруту ВОЕННАЯ ЭЙФОРИЯ – ВНУТРЕННЯЯ АГРЕССИЯ – ДЕПРЕССИЯ, если оценивать психическое состояние общества.

Зачем нам нужно понимать психосоциальный аспект? Потому что именно он будет определять генезис экономического базиса РФ. Всякая социальная система стремится к максимально устойчивому состоянию, в первую очередь к устойчивому состоянию экономики. Только механизмы достижения устойчивости могут быть разные. В момент бурного развития, когда общество накапливает системную сложность, устойчивость экономики достигается за счет ее диверсификации, удлиннения производственных цепочек, появления новых, передовых для текущего технологического уклада отраслей – это создает новые рабочие места, привлекает инвестиции, открывает новые рынки сбыта, что в конечном итоге дает импульс и секторам «старой» экономики, потому что всякий новый уклад может развиваться лишь на базе предыдущего.

В случае деградационных процессов устойчивость экономики определяется противоположным вектором – путем утилизации системной сложности, архаизации, суверенизации производств. Последнее почему-то принято называть импортозамещением. Но нет, это нечто совсем другое. Разрыв производственной кооперации вынуждает предприятия делать ставку на «доктрину чучхе» – опору на внутренние силы. Скажем, завод по производству мотоциклов, утративший возможность получать комплектующие от мировых производителей, не могущий выбирать лучших из них, старается максимально сконцентрировать все производство внутри себя или  ограничивается связями с одним-единственным производителем приборов, двигателей, шин и т.д.

Соответственно, дизайн примитивизируется, качество падает, а модельный ряд мотозавода сокращается, часто до одной-единственной модели, что продиктовано как скудостью поставок, так и стремительным усыханием спроса. Шинный завод ведь тоже вынужден сократить номенклатуру выпускаемой продукции до самых ходовых продуктов, по той же причине – у него нет возможностей расширять выпуск, потому что новые производственные линии он теперь не купит, а работоспособность старых придется поддерживать за счет каннибализма и «импортозамещенных» втулок. Вместо разделения труда происходит его концентрация, вместо усложнения выпускаемой продукции – огрубление и примитивизация. И этот процесс охватывает всю экономику.

Высшее проявление концентрации труда – натуральное хозяйство. Да, оно примитивно и характерно для эпохи феодализма, но кто посмеет сказать, что оно неустойчиво? Оно как раз максимально устойчиво, и разрушить его могут разве что обстоятельства непреодолимой силы, например, погодные катаклизмы в течении нескольких лет подряд, нашествие саранчи, извержение вулкана. Такое явление, как экономический кризис феодальной экономике вообщеневедомо. Что касается экономики РФ, то ее архаизация может пойти по двум направлениям – условно северокорейском или венесуэльском. Я склоняюсь ко второму варианту, причем об этом я говорил уже давно. Подробности рассмотрим в следующем посте.