Политолог, кандидат политических наук Дмитрий Евстафьев
26 июня в 11:56
Каждый день приносит сообщения о задержании украинскими пограничниками десятков, а уже и сотен беглецов (https://t.me/rt_russian/206109) от мобилизации. Почти каждый день кого-то из ухилянтов убивают при попытке пересечь границу. Многие тонут в Тисе. Некоторых там топят. Скольким удаётся проскользнуть мимо патрулей, колючей проволоки и уже устанавливаемых минных полей, никому не известно, но возвращаться из-за границы никто не собирается. Десятки тысяч пытаются прятаться по углам. Значительно увеличился — и это подтверждается даже украинскими источниками — поток желающих сдаться нашим войскам. Многих из них убивают заградотряды или собственные сослуживцы.
Нет сомнений, что мотивация на войну у украинского общества сдувается, несмотря на усиление идейной накачки и полный запрет на альтернативные источники информации. Да, остаются националистически мотивированные «ядра», а уровень бытовой русофобии в обществе, как показала реакция на террористический акт в Севастополе, зашкаливает. Но в массе своей условный средний украинец жертвовать собой ради лозунгов, считавшихся ещё недавно объединяющими, не собирается. Радикальный русофобствующий национализм — опора режима Зеленского — находится в фазе выгорания.
Но встаёт вопрос: почему даже сейчас, когда уже откровенно нелегитимный режим Зеленского исключительно из интересов политического выживания толкает не только Украину, но и весь мир к «большой европейской войне», на Украине не найдётся силы, способной его свергнуть?
Многие в России в начале СВО, да и сейчас, вполне логично рассчитывали, что если не разум, то исконная хитрость возьмёт верх над эмоционально ярким, но бесплодным национализмом. На Западе, напомним, тоже было много разговоров о «военном заговоре» и «фронде олигархов». Но ничего не произошло. Почему?
Некоторые скажут, что дело в националистической мотивации украинского общества и его реальной вере в возможность существования «козацькой державы». Возможно, когда-то так и было, но сейчас эта вера сходит на нет. Возможно (и здесь есть большая доля правды), дело в колоссальной вере в силу Запада. Но ведь только глухой на Украине ещё не услышал, как Запад устами своих политиков прямо говорит, что украинцы для него — просто дешёвый военный ресурс. (https://t.me/special_authors/4834) Не более того.
Получается, что мотивации у среднего украинца хватает, чтобы иногда в безнадёжной ситуации идти на верную смерть в «мясные штурмы», пусть даже под сильнодействующими стимуляторами, или с огромным риском для жизни пытаться переплыть Тису, или даже сдаться в плен, но нет воли и сил, чтобы смести насквозь коррумпированный и совершенно политически деградировавший режим Зеленского. Это катастрофически диссонирует с проявлявшейся ещё недавно в любой беседе с украинцами верой в то, что они вольны менять «гетьманов», когда захотят, по первому требованию.
Причин такого политического безволия большей части украинского общества можно назвать много. Но главным, думается, является то, что украинское общество не считает украинское государство СВОИМ.
* * *
Начнём с того, что на Украине нет элиты, способной на политическое действие. И дело здесь не только в политических репрессиях. Дело в общем отношении к стране и её ресурсам. Нынешняя украинская элита — это пользователи доставшегося даром. Была ли на Украине элита, способная на политическое действие? Конечно, была. Это и участник Парада Победы Леонид Брежнев, и Никита Хрущёв, как бы мы к нему ни относились, с первых дней Великой Отечественной находившийся на фронте. И никто не решился обвинить его в трусости даже после отставки. Это и Сидор Артемьевич Ковпак. И создатель современного Днепропетровска (не Екатеринослава и не Днепра) — уроженец Иркутской губернии Михаил Кузьмич Янгель. Это и Виктор Васильевич Щербицкий, при котором Украина жила так хорошо, как не жила ни до, ни после и вряд ли будет ещё когда-либо жить. Но что это за люди?
И здесь мы подходим к главному вопросу: это были люди, для которых Украина была не просто своей (в конечном счёте у любого регионального руководителя есть чувство местничества) — они страну, которая потом стала называться Украиной, строили.
Но за этими строителями и созидателями, за партизанами, за руководителями предприятий, за партийными и советскими работниками (не за всеми, но за многими) стояла Большая Родина, за которую стоило умирать в лесах под Путивлем или на Краснодонском шурфе, где приняли свой последний бой герои «Молодой гвардии». Стояла большая идея. Пусть даже кто-то из них в мечтах и думал о независимой Украине.
А вот после них пришли мародёры. Те, кому достался «трофей», который, как показывает пример большинства украинских олигархов, они просто выкачивали до предела.
И никакой идеи.
Ни большой, ни малой.
Только сказки о древних украх да становящаяся всё более оголтелой пропаганда отличности от москалей.
Население страны было ресурсом. Да, у украинского олигархата получалось приспособить наследие другой цивилизации с другими ценностями под свои политико-криминальные нужды, но, как показывает пример Донбасса, индустриальная среда, созданная Россией как часть большой страны, при первой возможности их из себя исторгла. А вот в пространствах постмодерна и архаики — городских агломерациях городов-миллионников, отказавшихся от промышленного производства и социально деградировавших и в сельской цивилизации Галичины и Закарпатья, такой подход вполне прижился.
Именно поэтому весь постсоветский период украинской истории можно назвать этапом социального выхолащивания. Когда в украинских городах почти единственными общественными организациями оставались националистические структуры. И если человек хотел иметь хоть какую-то самореализацию, то он просто вынужден был в них идти. И шли толпами украинские мужчины в тербаты и АТО — и за деньгами, и за статусом.
Это кажется слишком простым объяснением. Но на самом деле всё стратегическое социальное конструирование построено на простых схемах и решениях. Сложное ломается на длинной дистанции. За 34 года украинской «трофейной» государственности выросло два поколения «неграждан», даже в чём-то «антиграждан». Не в прибалтийском смысле, но, наверное, в ещё более страшном: люди, не имея политических прав, не считают государство, а вместе с ним и страну СВОЕЙ.
Для украинца государство — это страшная, враждебная туча, от которой необходимо спрятаться, но не противостоять ей…
Поэтому равнодушно взирали украинцы и на майскую Одессу 2014 года, когда город оккупировала мизерная горстка боевиков и навела там свои порядки. И на то, как, начавшись с факельных шествий, бандеровщина в самом отвратительном изводе становится фактически государственной идеологией. И на то, как иностранные наёмники гонят мобилизованных на убой. Туча над Украиной становилась всё гуще и всё чернее. И начала вползать через мобилизацию в дом каждого украинца. А он продолжал считать, что его государство, страна находится где-то далеко, а он — под надёжной защитой собственного штакетника.
Украинцам некого защищать и не за что бороться. И только в рамках обычного для «срединной», исконной Украины, во многом архаичного и ведущего отсчёт своих моделей поведения от доиндустриальной эпохи хатаскрайничества остаётся надеяться, что рассосётся и пронесёт. А если понимают, что не рассосалось и не пронесло, выбор невелик: либо плен, либо вплавь через Тису, подальше от не своей страны.
