привет Тебе от Павки Корчагина!

Наконец то появилась возможность побывать в русском доме и встретиться с русскими лицом к лицу в естественной обстановке. До сих пор я наблюдал Советскую Россию и русских со стороны и не смог понять, что это за страна. Можно сказать, что мне показали документальный фильм о России, но не реальную жизнь. Меня просвещали, но не пускали внутрь, и теперь мне не терпелось пробиться через невидимый барьер, отделяющий меня от русских.
Брат Новикова жил в одноэтажном деревянном доме, ничем не отличавшемся от других домов в округе. Дверь открыла его жена, явно довольная приходом гостей. Это была круглолицая женщина с большими карими глазами и темными волосами, в которых уже проглядывала седина. На вид ей можно было дать лет сорок пять, но она выгодно отличалась от тех плотных, коренастых женщин ее возраста, которых я видел на московских улицах. Потом к нам вышла двадцатилетняя дочь Новиковых – стройная застенчивая девушка с грустными, как мне показалось, глазами, в таком же цветастом, как у матери, платье. Мать и дочь приветствовали нас по русски.
«Добро пожаловать», – сказали они, и я сразу почувствовал, что мне здесь рады. В доме две или три комнаты, везде порядок, все на своих местах. В гостиной на окне – безупречно белые кружевные занавески. Посреди комнаты – обеденный стол, покрытый белой кружевной скатертью, на столе – кувшин с живыми цветами, вокруг стола – шесть деревянных стульев.
У дальней стены стоял небольшой диван с тремя красивыми подушками. На столике в углу разложена серебряная и медная утварь. Стены увешаны фотографиями, в основном семейными: свадебный портрет хозяев, их дочка в детстве, родители обоих супругов и, кажется, даже их бабушки и дедушки. Впечатление такое, будто обитатели этой квартиры демонстрируют свою родословную, и, судя по всему, они не только знали свои корни, но и гордились ими. Мое внимание привлекли две другие фотографии: на одной Ленин беседует с какими то людьми, на другой безмятежно попыхивает трубкой Сталин.
Невестка Новикова внесла в комнату большой блестящий сосуд. В ответ на недоуменный вопрос одного из моих спутников Новиков засмеялся и сказал, что это самовар, в котором кипятят воду для чая, если за столом собирается довольно большая компания. Хозяйка разожгла угли в самоваре. Потом она вышла и скоро вернулась с блюдцем, а на нем – куски сахара и специальные щипчики. Мне не терпелось познакомиться с новым и странным обычаем – посмотреть, как пьют чай с сахаром русские, и самому попробовать.
Хозяйка поставила на стол тарелку с сухим печеньем, достала из буфета семь стаканов, подстаканники и чайные ложки. В каждый из стаканов она положила по ложке, – как я узнал позднее, чтобы стакан не лопнул от кипятка.
Все было готово для чаепития, и хозяйка пригласила нас к столу. То, что я увидел потом, произвело на меня неизгладимое впечатление. У русских принято держать во рту кусочек сахара и пить чай, посасывая его. Это показалось мне вполне разумным. Но наш хозяин не потягивал чай, а пил его большими глотками, как человек, которого мучает жажда. Прежде чем мы успели три или четыре раза поднести стаканы к губам, – рискуя обжечься кипятком – он уже допил первый стакан и наполнил его снова.
Когда со вторым стаканом было покончено, он что то сказал дочери. Девушка вышла и вернулась с полотенцем, которое отец повесил себе на шею.
Я не мог взять в толк, зачем ему понадобилось полотенце, да и другие американцы, казалось, были озадачены не меньше моего. Когда третий стакан подходил к концу, назначение полотенца объяснилось. Лицо Новикова стало свекольно красным. Пот катил по нему, словно вода, переливавшаяся через плотину. В жизни не видел ничего подобного. После пятого стакана полотенце можно было отжимать.
Даже когда дочь Новиковых взяла в руки гитару и запела, он продолжал пить, посасывая сахар, все больше краснея и потея. Зрелище было настолько комичное, что я едва сдерживал смех, но, поразмыслив серьезно, испугался, что он может лопнуть в любую минуту. Я подумал, что это традиционный русский способ лечения какой нибудь болезни. Трудно представить, что можно подвергать себя столь жестокой пытке ради собственного удовольствия.
В половине двенадцатого, когда мы собрались уходить, хозяин все еще пил чай. Я сбился со счета и не мог сказать, сколько стаканов чая он поглотил за последние три часа, но уж во всяком случае не меньше пятнадцати. Когда мы прощались, он был красный, словно раскаленные угли.
Настал предпоследний день нашего пребывания в Москве, и мы с соседями по комнате решили прогуляться по городу. Казалось, сама природа зазывала нас на прогулку. Настроение у меня было столь же безоблачным, как ярко синее небо над головой. Мне было за что благодарить судьбу: накануне вечером Новиковы принимали меня как друга; большинство русских, с которыми мне довелось столкнуться, оказались искренними людьми; соседи американцы, кажется, смирились с моим присутствием и относились ко мне неплохо.
Не знаю, сколько миль мы прошли. На сердце у меня было легко, как никогда. Я изучал прохожих – что оказалось гораздо интереснее, чем осматривать ветхие московские здания. Лица у всех были белые, но непохожие на те, что можно увидеть на Пятой авеню в Нью Йорке или где нибудь в центре Детройта. У многих москвичей слегка раскосые глаза и высокие скулы. Интересно, что это касается даже некоторых голубоглазых блондинов. Наверное, монголы и татары, покорившие Русь и правившие ею более 240 лет, оставили здесь свое потомство. В Москве, как мне показалось, соединяются Восток и Запад.

"Я возвращался со смены домой. Мой третий день на Сталинградском тракторном прошёл хорошо, я постепенно втягивался в рабочий ритм, производительность росла, окружающие относились ко мне без всякого предубеждения. В какой-то момент моё внимание привлек верзила-американец. Он шел навстречу, понемногу замедляя шаг. Я почувствовал недоброе и весь напрягся. Верзила поравнялся со мной. «Робинсон, пойдёшь на Волгу — будь начеку! Когда ты появился здесь, наши все собрались и решили тебя утопить».

С этими словами американец удалился. Прогулки на реку доставляли мне большое удовольствие, и отказываться от них не хотелось. «Но ведь это же Россия, — успокаивал я себя, — здесь всё-таки шансы быть убитым из-за цвета кожи намного меньше, чем в Штатах».

Как-то раз, возвращаясь с ужина, я заметил, что меня нагоняют двое американцев, через несколько секунд они со мной поравнялись. Позднее я узнал их имена — Льюис и Браун. «Ниггер, — обратился ко мне Люис, — откуда ты взялся? Как ты сюда попал?» «Так же, как и вы». «Даем тебе 24 часа. Если за это время не уберёшься, — прошипел Браун, — пеняй на себя».

И тут вдруг Льюис, развернувшись, двинул меня кулаком, а Браун стал крутить мне руки за спину. Но я вырвался и нанес Льюису ответный удар. Мелькнула мысль: «Никому больше не позволю безнаказанно надо мной издеваться, никому!» Эти двое навалились на меня, стремясь повалить на землю. Брауну удалось сзади обхватить меня, прижав руки к корпусу, так что я не мог защищаться.

И тут что-то копившееся внутри меня годами прорвалось. Ярость выплеснулась наружу. Извернувшись, я впился зубами в шею Люиса. Браун старался оторвать меня, но я не разжимал зубов, хотя чувствовал во рту вкус крови. Льюис вопил, как резаный.

На крики сбежался народ. Меня стали оттаскивать от Льюиса, уговаривали отпустить его. Я не сдавался, но в конце концов общими усилиями им удалось со мной справиться. Когда Люиса уводили, он стонал, по шее у него струилась кровь. За ним как побитая собака плёлся его дружок.

Дома я упал на кровать без сил, но с таким пьянящим чувством освобождения, какого мне не доводилось испытывать. Из этого блаженного состояния меня вывел стук в дверь. Не дружки ли моих обидчиков пришли довершить начатое? Передо мной стояли милиционер и ещё двое мужчин. Внешность их внушала доверие. Меня вежливо пригласили пройти в отделение милиции, чтобы изложить там свою версию инцидента. Начальник попросил рассказать, что произошло, слушал вполне сочувственно и сразу же отпустил домой.

Сталинградская газета поместила передовую статью с резким осуждением расистской выходки американских специалистов, расценив её как попытку экспортировать поразившую Америку «социальную заразу» в Россию. На заводе все — от уборщиков до начальников — обсуждали этот инцидент и дружно клеймили моих обидчиков. Во мне видели героя.

Через три дня после инцидента на площади перед зданием заводоуправления состоялся массовый митинг. Тысячи людей — все рабочие завода: мужчины, женщины, многие даже детей привели — внимали пламенным речам ораторов, клеймивших язвы расизма. Всякий раз, когда выступающий заводил речь о том, какую прогрессивную позицию занимает советское правительство в расовом вопросе, люди громкими криками выражали свое одобрение. Когда же зачитали резолюцию, призывающую строго наказать напавших на меня американцев, толпа просто взорвалась криками одобрения. Копия резолюции была отправлена телеграфом в Москву и в местные газеты.

Через неделю после той стычки заводское начальство попросило меня снова посетить отделение милиции. Там меня представили адвокату, его помощнику, секретарю суда и прокурору. «Зачем мне адвокат?» — поинтересовался я. «Затем, что американцы, совершившие на вас нападение, нарушили советский закон и будут преданы суду»

И что? Вы их потомков в лагеря и Стройотряды НКВД загнали...

Я тоже хотел, чтобы вы признали меня за своего... старался изо всех сил... везде старался отличиться хороши делами... И что?

Хотели выгнать из Керчи в 1964 году (несмотря на Указ правительства Хрущёва о снятии с немцев СССРа лживых огульных обвинений и в сдедствии этого и снятия всех прочих ограничений. Указ Был в августе 1964 года... И никто из немцев СССРа о нём не узнал... и те кто знать должен по обязанности - тоже видимо не знали...
Через год матырств Москва разрешила в порядке исключения мне прописку, но только до окончания обучения в ПТУ.

Опять ляди ссоринку в чужом глазу видите... А Бревно в собственном нет_!

А сколько добрых дел сделали немцы РИ, которые приехали на Русь по приглашению Катьки-мужеубийцы?

Это Ты не знала, да и ещё забыла! Так ведь??
Вы никогда не изменитесь!!!

США вас спасли от гитлера...

США позволили вам даже украсть у них и у англичан планы атомной бомбы...

А чем вы отблагодарили их? Сбитием нескольких десятков разведовательных самолётов... И вражду начал Сталин -отказавшись платить за УЦЕЛЕВШУЮ и Оставшеюся в СССР технику...

И конечно и тупому псу после этого было ясно, что доверять СССРу это хорошо, но проверять всё-таки надо, чем Он дышит на самом деле.

А до войны США построили вам не только Днепрогэс, но и все заводы на УРАЛЕ!!! Где осталапсь ваша благодарность??!